Насос аппарата искусственной вентиляции легких делал свою работу. Грег пошевелил пальцами, на указательном была закреплена кнопка. Он попытался позвать Оливию, но в его положении это было невозможно, тогда он стал давить на кнопку. Вскоре пожилая медсестра вошла в палату, своим присутствием разбудив Оливию.
– Кажется, я задремала… как он, – грустно спросила девушка.
– Он пришел в себя, душечка, но ему нужен отдых, – мягко сказала сестра, проверив показания приборов.
Оливия придвинулась к Грегори и крепко схватила его ладонь. Ее рука была холодная: она постоянно мерзла.
– Скоро ночь, молодая леди, вы бы не задерживались. Шли бы вы домой. И не беспокойтесь – за ним присмотрят, – сказала медсестра и вышла из палаты.
Грегори хотелось задать так много вопросов, а еще больше – рассказать все, что он пережил за последние три дня.
– Грег, боже мой, – на глазах Лив выступили слезы. – Что с тобой стряслось? Когда я тебя увидела, ты был едва живой! Весь трясся, хрипел, что-то говорил. Меня не было всего три дня! Что ты с собой сделал?!
Грегори попытался мычать носом, как будто это что-то значило.
– Боже, зачем я только затеяла эту ссору. Мне так хотелось оттуда вырваться! Но в первую же ночь одной мне стало так паршиво…
– Я звонила, но ты не брал трубку, а потом… даже не знаю, мне стало так горько от твоих слов… Что ты так раздражаешься на мои чувства, на мою заботу о тебе…
Грегори снова замычал, но на этот раз в попытке заткнуть Тима, который уселся напротив Лив на корточки и жаловался, как семилетний ребенок.
– Не надо, – она положила руку ему на грудь. – Врачи говорят, что у тебя пневмония и отек легких. Тебе придется здесь надолго задержаться – мы в Ашфорде. Мне пришлось устроить скандал, чтобы они вызвали скорую. Они с тобой обращались, будто ты опасный убийца! Это все папа устроил, я знаю…
Лив приложила ладонь ко рту, пытаясь сдержаться и не заплакать в голос, но ее дыхание говорило о том, что эту борьбу она скоро проиграет.
– Я тебе звонила. Много раз, но ты не подходил к телефону. Я подумала… – Лив начала тихонько рыдать, – … подумала, что ты с собой что-то сделал. Утром поехала к тебе и застала в доме отца… его водитель… он вынес во двор все твои вещи… Я сразу все поняла…
Глаза Грега округлились. Ему хотелось заорать, сорвать с себя все эти медицинские приблуды, вырвать трубку из горла и в одной казённой ночнушке бежать к дому Стоунов, чтобы прибить этого старого мудака.
– Он говорил, что ты просто ушел… что я тебе больше не нужна… Но я тебя знаю, – впервые она улыбнулась. – Ты так просто никогда не уходишь.
Грегори сжал ее руку, но через мгновение высвободил. Пальцем он изобразил в воздухе ручку и Оливия все поняла. Она полезла за своей сумочкой и, покопавшись там некоторое время, достала своей ежедневник в кожаном переплете и ручку «Паркер», подсунув ее в открытом виде под руку Грегу. Тот написал одно слово: «Люблю». Слезы окончательно победили Лив, она расплакалась и прильнула к нему, поцеловав в обожженную щеку.
– Грег, врачи сказали, что у тебя химический ожог лица и рук. Ты что-то пытался с собой сделать?
Грегори написал: нет. И чуть ниже спросил: картина?
– Ты про тех жутких детей? Я ее не видела…
Грег написал: большая. И добавил: гараж.