Первый советник короля

– Ах, Тадик, это так интересно! – покраснев, промямлила Агнешка. – Надо же найти хоть какое-то развлечение! В четырех стенах скоро волком завоешь… А пани Анна была так любезна, что ознакомила меня с этой игрой. А поскольку в нее играют втроем или вчетвером, понадобилась третья участница. Вот мы и… – не договорив, Агнешка кивнула в сторону перепуганной служанки.

Видя, как багровеет лицо моего первого помощника, я поспешил вмешаться:

– Ужин, надеюсь, готов? Мы зверски устали и проголодались!

После сытного угощения за княжеским столом такая фраза прозвучала просто нелепо. Но надо же было разрядить обстановку! Ох, Анжела, Анжела… Ладно хоть не на раздевание играли!

* * *

Чем ближе было к местам, где уже не действовала ни коронная власть, ни рука великого гетмана Литовского, тем беспокойнее и мрачнее становились владельцы маетков и постоялых дворов. Хоть и храбрились с виду и пытались скрыть тревоги свои за напускной беззаботностью, а все же было видно: боятся, да еще как!

«Супругов Брюховецких» принимали охотно, давая кров и пищу. Шляхтичи – соблюдая стародавний обычай гостеприимства, корчмари – потому что деньги лишними никогда не будут. Но изумленно округляли глаза, узнав, что пан и пани собираются ехать в места, находящиеся под контролем мятежников.

– На бога, это же опасно, очень опасно! Там творится такое, что и говорить-то страшно, волосы дыбом встают! Для чего подвергать себя ужасному риску? – твердили они.

У Брюховецкого хватало ума не ссылаться на охранную грамоту, выданную ему Хмельницким при освобождении из плена, которую он бережно хранил за пазухой. Один Езус ведает, какая тогда будет реакция гостеприимных хозяев… Вместо этого он сокрушенно разводил руками: мол, сам в полной мере осознаю, какой опасности мы подвергаемся, но дело совершенно неотложное, причем требует присутствия обоих супругов сразу. Иначе ни в коем случае не взял бы с собой пани! Будем уповать на милость Матки Бозки, сына Ее и святых угодников.

Елена молча кивала, молитвенно складывая руки и что-то беззвучно шепча. Взглянешь со стороны – безупречная жена, покорная и молчаливая.

На деле же в ее душе бушевала буря противоречивых чувств. С одной стороны, она была искренне благодарна шляхтичу за то, что согласился выдавать себя за мужа, охранял ее в дороге, вел себя безупречно, как подобает благородному рыцарю. С другой же… Все хорошо в меру! Неужели она не пробуждает в нем ни малейшего желания? Раз за разом, тщательно заперев дверь опочивальни, укладывается спать на полу, отвернувшись от нее, будто от зачумленной. А ее слова, что пану незачем переносить такие неудобства, пусть тоже ложится в постель, места хватит, – попросту пускает мимо ушей. И никаких попыток повести себя «неподобающе»! Хоть бы попробовал подсмотреть, будто случайно, или дотронуться… Черт знает что! Этак начнешь сомневаться в своей привлекательности, а какая женщина такое стерпит?!

«Монах какой-то, а не шляхтич!» – с нарастающим раздражением думала пани Чаплинская. И все чаще ловила себя на крамольной мысли: интересно, если она, отринув подобающую женщине сдержанность и застенчивость, открыто предложит себя, как поступит спутник? С радостью заключит в объятия и одарит любовью или с ужасом попятится, шепча: «Изыди, сатана!», будто святой великомученик от беса-искусителя?

Глава 12

На сопредельной земле посланцев русского государя уже ждал большой отряд казаков во главе с командиром Гадячского полка Кондратом Бурляем. Встреча была торжественной, с хвалебными речами, на дьяка Бескудникова смотрели с благоговением и даже робостью, будто на человека, приближенного к царской особе. Посланец просто млел от такой чести, вознесшись в собственных глазах до небес.

– Меду в слова подпусти, да побольше! – так напутствовал гетман Бурляя. – Не гляди, что простой дьяк. Обращайся, будто с думным боярином! Но чтобы тот все принял за чистую монету! Так надо.

Полковник кивнул, многозначительно улыбнувшись.

– Надо – значит сделаем, батьку! Не тревожься. Уж если басурман вокруг пальца обводил, так неужели здесь оплошаю!

И не оплошал. Всю дорогу от рубежа до Белой Церкви лез из кожи вон, стараясь, чтобы дьяк был доволен. Постоянно интересовался, удобен ли возок, нет ли какой нужды в чем, хорошо ли спалось. А чтобы высокий гость в пути не скучал, на привалах да перед тем, как отойти ко сну, рассказывал истории из своей жизни. Благо было чем похвалиться! Дьяк Бескудников внимал речам со снисходительно-царственным видом, зато Степка Олсуфьев слушал полковника с округлившимися глазами, думая: «Вот же герой!» Перед глазами будто вставали берега Туретчины, к которым несся Бурляй во главе флотилии стремительных кораблей – «чаек», чтобы вызволить из басурманской неволи собратьев по вере… Описание же штурма Синопской крепости вообще привело новика в восторг, граничащий с религиозным экстазом.