Первый ученик

- Ге-ге! - улыбнулся Самоха и застеснялся?- Не зная, что еще сказать, добавил: - Харла-барла, Лихов! Это мы. А вот и Мухомор. Гляди: рыжий, как апельсинчик.

Лихов удивленно посмотрел на Самохина. Семиклассники засмеялись. Самоха покраснел. Мухомор молча кивнул Лихову головой.

- Что вам тут надо? - набросился Попочка. - Идите в свой класс.

И прогнал.

Лихов направился к директору. Но не прошло и пяти минут, как он вышел и сообщил ожидавшим его одноклассникам:

- Исключили… С волчьим…

Лобанов первым услышал об этом. Он испугался, прибежал в класс, сел, но никому не сказал ни слова. Но об исключении Лихова быстро узнали все.

Из каждого класса выглядывали встревоженные, злые лица. Попочка, выбиваясь из сил, шнырял по коридору и упрашивал:

- Да сядьте же, сядьте же, наконец!

Видя, что уговоры не помогают, он повысил голос и стал грозить:

- Запишу! Доложу! Донесу! Немедленно войдите в класс. Закройте за собой двери.

Успокаивал третий - народ вылезал из пятого, успокаивал пятый - горохом сыпали из первого малыши. Трудней всего было справиться с седьмым, где учился Лихов, и с четвертым, где особенно волновались Самоха и Мухомор.

Заметив, что из седьмого группа гимназистов вместе с Лиховым направилась к раздевалке, Мухомор и Самоха проскочили за спиной Попочки и незаметно шмыгнули туда же.

Надевая шинель, Лихов говорил товарищам:

- С волчьим билетом… Это значит - ученью конец. Теперь уже никуда не примут. Из тюрьмы выпустили по несовершеннолетию… Мне не сказали, но я знаю, что буду находиться под тайным надзором полиции… Но мы еще посмотрим…

Он сильно волновался и от волнения не мог найти калоши. Мухомор хотел по-товарищески услужить, подать ему их, но вдруг подумал: «Что же я делаю? Ведь надев калоши, Лихов уйдет… Уйдет навсегда, навсегда из гимназии… Нет. Пусть лучше поищет калоши… Пусть еще побудет здесь, с нами…»

И он сунул калоши в угол, покраснел и растерянно посмотрел на Самоху. А Самоха шепнул ему на ухо:

- А ведь Лихов ничего не знает, как мы для него кружку… в церкви… и как мы ночью к его матери заходили…

- Ну и пусть не знает, - сердито ответил Мухомор. - Не надо говорить, зачем?

Пока Лихов искал калоши, расстроенные товарищи молча смотрели на него.

Вбежал Попочка.

- Господа, господа, как не стыдно? Ведь звонок уже был. Идите в класс, ведь я же просил.

Встретив слишком выразительные взгляды семиклассников (было их здесь человек восемь), Попочка сбавил тон:

- Я понимаю, - сказал он, - конечно, проводить товарища… Мне, Лихов, вас тоже сердечно жаль…

- Вижу, - с досадой огрызнулся Лихов. - Бросьте хоть на прощание врать. Вы бы лучше мои калоши нашли. Это был бы единственный ваш умный поступок.

Попочка так и вспыхнул. Побагровел весь. Однако сдержался. Учел, что в такую минуту лучше не вступать в пререкания. Но все же подумал: «Как быть? Промолчать - свой авторитет подорвешь, зашуметь - как бы чего не вышло. Ведь этот Лихов такой верзила. Ему теперь все нипочем…»

Ответил как-то неопределенно, не то заискивающе, не то сердито:

- Я, конечно, понимаю ваше состояние, но все же так выражаться…

И, обращаясь к семиклассникам, Попочка попросил их притворно-дружеским тоном:

- Ну, что же вы, господа, надо же найти Лихову калоши. Ищите.

Никто ничего не ответил, а Лебедев, репетитор Коли Амосова и лучший друг Лихова, только отвернулся с досадой.

Вдруг Попочка заметил Самоху и Мухомора.

- А вам что здесь надо? - крикнул он. - Кто вам позволил уйти из класса?

Мухомор и Самоха переглянулись.

- Мы сейчас, - сказал Мухомор. - Вот проводим Лихова и пойдем.

- Без вас проводят, - оборвал Попочка. - Подумаешь, какие друзья-приятели. Вам еще до седьмого класса далеко. Идите.

Мухомор и Самоха - ни с места.

- Полюбуйтесь, - сказал Попочка семиклассникам, указывая на Самоху. - Хоть бы вы, старшие, внушили ему.

- А что внушать? - спросил Лебедев. - Разве это плохо, что они товарища хотят проводить?

- Как вам угодно, - наконец вышел из себя Попочка, - но я принужден доложить Аполлону Августовичу.

И он было пошел к дверям, но Лихов преградил ему дорогу.

- Подождите, - сказал он и обратился к Самохе и Мухомору: - Идите-ка лучше в класс, а то, видите, меня выгнали и вас, еще чего доброго, выгонят.

Похлопав Мухомора и Самоху по плечу, Лихов стал деликатно подталкивать их к двери. Мухомор на минутку остановился и сказал:

- Лихов, твои калоши в углу, за щеткой, стоят. До свидания. Матери кланяйся.

- А ты разве ее знаешь? - удивился Лихов.

Мухомор ничего не ответил, и они с Самохой пошли осторожно по коридору. В класс уже войти было нельзя: начались уроки. Решили переждать до звонка в уборной - единственном убежище всех обиженных и оскорбленных гимназистов.

Лихов нашел калоши, надел их и стал прощаться с товарищами. Все молча жали ему руку, ни у кого не находилось слов, а те слова, которые каждому приходили в голову, казались бледными и ничего не выражающими. Только изредка говорили коротко и односложно:

- Увидимся.

- Всего хорошего!

- Попросим директора.

- Не допустим.

А когда Лихов вышел и захлопнувшаяся за ним дверь навсегда отрезала его от гимназии, Лебедев крикнул: