- Ну, значит, во время богослужения о мирских соблазнах думаешь, в грехах погрязываешь. Сядь-ка, выучи снова, да не мудрствуй. Вызубри по книжке. Коль своего разума нет, так хоть чужим живи, чужие слова долби. И вообще не надо никогда на себя полагаться. Умней других не станешь. Есть учебник и учи. И по закону божьему долби, и по всем предметам долби, да не как-нибудь, а добросовестно. Бери пример с Амосова. Оттого он и первый ученик.
Лобанов вздохнул и пошел на место.
Обычно минут за пятнадцать до звонка отец Афанасий переставал спрашивать урок и заводил с гимназистами «душеспасительные» беседы. Это ему полагалось как духовному воспитателю, пастырю.
Зная, что беседа эта вот-вот начнется, Самоха переглянулся с товарищами и поднял руку.
- Батюшка, позвольте спросить?
- Говори.
- Вот вы Амосова хвалите, а мы все так думаем, что Токарев, Мухомор наш, куда лучше Амосова. Токарев башкой ворочает, а Амосов языком. Спросите Токарева, он вам все расскажет, а Амосов как одно слово забыл, так и все у него вверх тормашками. Вот вы спросите Токарева про охотников за черепахами или про сыщика какого-нибудь. Кстати, батюшка, а правда, что сыщик Пинкертон мог все что угодно найти? Вот у одной графини пропала жемчужная брошка. Подъехала ночью черная карета, а оттуда выходит человек в темной маске…
- Самохин!
- Ей-богу, в маске, батюшка. А в руках - револьвер, десятизарядный. Кольт.
- Самохин, замолчи. Сядь!
- Только он сделал шаг, как - бах!…
- Да остановись ты, окаянный!
Отец Афанасий слез с кафедры.
- Заткни ты уста свои.
- А что, разве не интересно, батюшка?
- Ничего интересного. И кто это вам позволяет такую дичь читать? Что у вас, книжек нет хороших? Взяли бы да прочитали про жизнь первых христиан, про святых отцов нашей церкви. И интересно, и поучительно. Или про великие открытия, как, например, про открытие Америки, про то, как дикарей в христианство обращали.
- Про дикарей? Это да, - подтвердил Самохин. - Интересно, как они разным там белокожим скальпы снимали. Одному священнику тоже сняли… Был такой у них, батюшка, вождь - Орлиный Коготь. Уж этот никому спуску не давал. Чик! - и есть скальпчик. Чик! - и есть другой. А томагавком как гакнет!
- Вот гакнуть тебя, дурака, из класса. Что ж тут хорошего, если священнику скальп сняли?
- А что ж тут хорошего, - вдруг сказал Мухомор, - что индейцев с их же родной земли выбивали? По какому праву?
У батюшки даже нижняя челюсть отвисла. Он долго и пристально смотрел на Мухомора и наконец спросил:
- Это кто тебя научил?
- Никто. Сам.
- То-то, вижу, что сам. Дикий народ в христианство обращали, а ты говоришь… Олух ты царя небесного.
- Ну вот, - сказал Самохин. - Как что не по-вашему, так непременно и олух. А по-моему, вот Амосов олух. Вы поглядите на него. Сидит уши развесил.
- Нет, не развесил, - вскочил Амосов. - Нет, не развесил! - И глаза его сверкнули гневом: И я Майн Рида читал… Так индейцам и надо, раз они не хотели нашему богу молиться, по-нашему молитвы читать.
- Как это - по-нашему? - ввязался в спор Корягин. - Что же, по-твоему, индейцы должны «Преблагий господи» наизусть знать?
- Должны, - упрямо сказал Амосов.
А Самохин сейчас же перевел это на свой язык.
- По-индейски это будет вот как, батюшка: «Идопсог йигал-берп».
- Что? - удивился отец Афанасий.
- «Идопсог йигалберп», а наоборот - «Преблагий господи». Уж я-то по-индейски, поверьте, знаю.
- Ну, вот что, - окончательно вышел из себя отец Афанасий. - Иди-ка ты из класса, образина!
- Го-го-го-гооо! Хы-а! Хо-хо! Ох! Ой, не могу! - заорали, загоготали на все лады гимназисты, и неудержимый их смех смешался с заливающимся в коридоре звонком.
Отец Афанасий, видя, что все равно разошедшихся сорванцов ему не перекричать, укоризненно покачал головой, взял с кафедры журнал и медленно поплыл из класса.
ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
На перемене надзиратель Попочка бегал по коридору и кричал:
- Где Токарев Владимир? Позвать Токарева Владимира!
- Мухомор, тебя Попка спрашивает, - сообщил Медведев. - Рыщет по всей гимназии.
- Меня? - удивился Мухомор.
Подойдя к Попочке, он сказал:
- Вот я.
- К директору!
- За что?
- А там узнаешь.
Ребята окружили Мухомора. Знали - к директору зря не вызовут. Либо жди чего-нибудь приятного, либо грянет над тобой гроза. Однако приятное случалось очень редко. В прошлом году, например, директор вызвал к себе восьмиклассника Веретенникова, папаша которого владел в городе двумя магазинами, баней, гостиницей, и назначил распорядителем гимназического бала. В честь такого торжества Веретенникову сшили новый темно-синий мундир на шелковой белой подкладке. На балу Веретенников задирал нос и назло товарищам, все время танцевал с Лилей Хариной - гимназисткой шестого класса. Лиля носилась бабочкой, сияла, надменно посматривала на подруг. Кружась в вальсе, она подарила Веретенникову розочку. Тот сейчас же приколол ее к своей груди. Но в вихре нового танца розочка откололась и бесшумно упала на пол.