Первый ученик

- Сегодня письменная. Пишите, деточки, зарабатывайте себе отметочки… Хе-хе… Надо учиться. Слушаться… Ну, раскройте тетрадочки, мокайте перышки и пишите. «Александр Македонский выступил в поход. В по-ход…» Написали? Пишите дальше: «Стены древнего города Трои были разрушены…» Так-с. Готово? Молодцы… Пишите: «Царь Мидас был награжден ослиными ушами». Хе-хе… Самохин, вот бы тебе такие ушки… Тсс! Не шуметь! «Юлий Цезарь перешел Рубикон… Ру-би-кон… Буцефал был любимый конь Александра Македонского. Ма-ке-дон-ско-го». Готово? Ну, еще две фразы: «Пифия была прорицательницей».

- Это которая? Это та, что, как ведьма, на огне сидела и всем предсказывала? - спросил Самоха.

- Дурачок ты, дурашечка, - ответил Швабра. - Сиди и не мешай. Написали про Пифию? Хорошо. Пишите последнюю: «Диоген спал в бочке. В бочке…» Ну-с, а теперь все это переведите на древнегреческий язычок. Только думайте головками, а не пяточками. И ошибочек не делайте. А я посижу-с.

Швабра уселся за кафедру.

В классе уныло зашуршали перья…

ПРО ЦАРЯ ДАВИДА И ИНДЕЙЦЕВ

Дежурный отскочил от двери и крикнул:

- Вонмем! Прокимен глас седьмой. Господи, услыши нас, плывет, как бочонок, в класс сам отец Афанас.

Отец Афанасий действительно был похож на бочку. Ростом мал, а толщиной - еле в дверь влезал.

Войдя в класс, он остановился перед иконой, поднял вверх глаза и замер в ожидании.

Прошла минута, другая…

- Что же это? Кто дежурный? Почему молитву не читаете? Читайте молитву.

Тишина.

- Ну, начинайте: «Преблагий господи…»

Никто ни звука.

- Да что же это? Дежурного нет, что ли?

- Я дежурный, - осторожно отозвался Корягин, - да у меня горло болит.

- Горло болит, - повторил отец Афанасий. - На переменах козлом орать, так не болит, а как молитву читать, так сейчас же и скарлатина… Ну, не читай… Пусть другой читает. Кто будет читать?

- Я! - выскочил Амосов.

- Не надо! - крикнул Самохин. - Он, батюшка, собьется.

- Ну-ну, Амосов не собьется. Это ты, болван, собьешься. Читай, Амосов.

Амосов начал молитву. Самохин подошел к нему на цыпочках и стал тихонько подсказывать. Подсказывал нарочно неверно. Амосов молитву знал назубок, но из-за Самохина сбился.

- Ну вот, я же говорил, - подмигивая соседям, сказал Самохин. - Куда ему, Амоське, молитвы читать. Давайте начнем сначала.

Амосов обозлился:

- Батюшка, он нарочно мне мешает. Нарочно сбивает.

- Отойди, не стой как бес-искуситель, - погрозил пальцем отец Афанасий, сердито глядя на Самохина. - Амосов, начинай сначала.

Амосов начал.

- Не спеши! - оборвал Самохин. - Отец Афанасий, что он, в самом деле, тарахтит, как шарманка. Даже настроиться божественно нельзя.

- Ты, лукавый, перестанешь или нет? - нахмурился батюшка. - Закрой уста!

Самохин умолк, украдкой посматривал на товарищей, улыбался и строил рожи.

В третий раз Амосов дочитал молитву без помех, и все шумно сели.

Начался урок.

Батюшка вызвал Лобанова:

- Расскажи про царей иудейских.

- Царей иудейских? - переспросил Лобанов. - Царей? Иудейские цари были… были…

- Знаю, что были. Зачем всуе быкать. Говори толком.

- Были цари иудейские такие: был царь Саул, а у него был пастух. Саул был всегда не в духе. Нападала на него черная монополия.

- Не монополия, балбес, а меланхолия. Знаешь, что такое меланхолия?

- Знаю. Это… Ну, как бы вам, батюшка, сказать, скука такая. Сегодня скучно, завтра скучно, а там и с ума спятить можно. Так вот: когда царь Саул стал пятиться…

- Погоди, что ты, отрок несчастный, мелешь? Никуда Саул не пятился. Что ты несешь несусветину?

- Как же, батюшка?

- Сядь! Я тебя больше и спрашивать не хочу.

- Да нет, батюшка, я до конца расскажу. Вот и позвал Саул пастуха. Пришел это пастух, по имени Давид, да как заиграет на музыке. А Саул - в слезы. Брось, говорит, не могу я твои аккорды слушать.

Давид взял и бросил. Только бросил, а Саул опять говорит: «Поиграй немножко». Давид опять заиграл. Только заиграл, а Саул снова: «Ну тебя с твоей музыкой. Замолчи. Нету возможности».

Так было долго, пока Саул не помер. А царем стал Давид. Вот стал Давид царем и царствует. Царствовал он, царствовал…

- Ну?

- А потом… Я дальше не учил, батюшка. Да, вспомнил! Еще Давид убил этого… Как его… Такого сильного… Давид был маленький, а тот - во! Во какой!

Лобанов поднялся на цыпочки и задрал руку кверху:

- Во какой был. До потолка! Хотел он Давиду голову мечом отсечь, а Давид как трахнул его камешком, и прямо в висок. И убил. С тех пор Давида и прозвали - царь-псалмопевец. И еще он был пророк. Всем ворожил.

- Не ворожил, а пророчил, - поправил отец Афанасий. - А вообще, Лобанов, ты был дурак и есть дурак. Ну кто же по Ветхому завету отвечает: «Камешком трахнул?…» Никакого в тебе боголепия нет. В церковь не ходишь.

- Хожу. Я даже на клиросе пою.