Песнь молодости

Однажды, когда они, как обычно, беседовали, гуляя по аллее, Дао-цзин неожиданно упомянула о Цзян Хуа.

— Сяо-янь, вот Цзян Хуа, с которым я познакомилась в Динсяне, — настоящий революционер. Он рассказывал мне об Октябрьской революции в России, о движении за Советы в Китае, о том, что Коминтерн поставил перед Китаем три задачи: создать советскую власть, укрепить Красную Армию и возглавить народное движение в белых гоминдановских районах. Он говорил, что земельный вопрос — это главный вопрос китайской революции. Не смотри, пожалуйста, на небо, ты слышишь, что я говорю?

— Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь. Россия, Советы — все это так далеко от нас! — Сяо-янь тепло улыбнулась и пригладила волосы подруги, спутавшиеся от ветра. — Поговорим лучше о реальных вещах. Ты виделась с тех пор с Юй Юн-цзэ?

— Опять о нем! — Дао-цзин нахмурилась и бросила в канал камешек. — Ведь я же говорила тебе, что вчера вечером ходила к Юй Юн-цзэ. Когда я уезжала, я забыла у него свою записную книжку и вчера… Сама даже не знаю… под влиянием какого-то порыва пошла к нему. Несколько дней тому назад я встретила на улице его приятеля Гу, и тот дал мне адрес Юн-цзэ. Он работает в Пекинской библиотеке, снимает маленький домик. Как только я вошла… — Дао-цзин взглянула на внимательно слушавшую ее Сяо-янь, вздохнула и продолжала: — Угадай, как встретил меня Юн-цзэ? Он вышел во двор и долгое время рассматривал меня, словно не узнавал, затем холодно рассмеялся — это был страшный смех. «Ну как, вернулись с победой, великая революционерка?» В это время из комнаты вышла молодая женщина. Он схватил ее за руку и со злобой проговорил: «Это моя новая жена, госпожа Ли Мэн-лань, а это революционерка Линь…» Не дослушав его, забыв о своей записной книжке, я выбежала вон. Я, дура, думала, что он горевал обо мне, а он оказался вон какой! — сердито проговорила Дао-цзин, но тут же рассмеялась.

Сяо-янь укоризненно покачала головой:

— Ну что ты за безобразница, везде суешься! Зачем тебе понадобилось идти к нему домой? Я этого самодовольного типа часто встречаю, но даже внимания на него не обращаю. Очень уж он себя любит.

— Он карьерист и лижет сейчас пятки Ху Ши, зато получил солидное место. В свое время Ху Ши после встречи с Сюань-туном[106] хвастался, что тот называл его «господином», а он его — «величеством». Если бы Юй Юн-цзэ побывал у императора, то уж наверняка бы кричал: «Да здравствует его величество! Да здравствует император! Тысячи лет жизни императору!..» Рабская душонка! — поддержала Дао-цзин подругу и весело рассмеялась.

Ветер растрепал ее мягкие темные волосы, и она была похожа сейчас на озорного мальчишку.

— Ну хватит, а то ты опять заговоришь о классовой борьбе, — заявила Сяо-янь. — Лучше расскажи мне что-нибудь интересное, ты ведь столько ездила!

— Что интересного я могу рассказать? Да я и не умею.

Но через некоторое время Дао-цзин начала рассказывать о своем детстве. Тогда ей часто приходилось бывать в Губэйкоу, куда ее мачеха ездила собирать арендную плату. Прошло уже немало лет, но события тех времен навсегда сохранились в ее памяти. Сюй Фэн-ин и Линь Бо-тан наказывали своих неплательщиков-арендаторов плетьми, они довели до самоубийства вдову Сунь, бросившуюся в реку; в водах Байхэчуани нашел свою смерть и ее дедушка…

— Оставим это! — Дао-цзин задумалась, голос ее вдруг упал до шепота. — Я расскажу тебе лучше историю своей маленькой подруги Хэй Ни. Всю свою жизнь я буду помнить эту бедную девочку!..

Зимой крестьяне-арендаторы жили впроголодь. А Дао-цзин, ее мачеха, отец и младший брат, останавливавшиеся в доме арендатора Чжэн Дэ-фу, не знали никаких забот. У Чжэн Дэ-фу была дочь Хэй Ни — умная, живая девочка. Дао-цзин подружилась с ней и часто потихоньку от старших играла с девочкой. Однажды, когда Дао-цзин пришла к Хэй Ни, она застала подружку в слезах. Мать ее сидела на кане и тоже горько плакала. Отец стоял рядом с дочерью и тянул ее куда-то за руку.

Остановившись в дверях, Дао-цзин с изумлением смотрела на эту сцену.

Хэй Ни с плачем умоляла:

— Папа, мама, сжальтесь! Я не хочу в дом мужа… Если вы не умрете с голоду, и я не умру!

Мать Хэй Ни утирала слезы. Она тоже была не в силах расстаться со своей единственной дочкой. Помолчав, она тихо проговорила:

— Детка, если ты останешься у нас — мы все трое умрем с голоду. Ты умная девочка, ты все знаешь. Весь урожай мы отдали в уплату за землю и у нас давно уже нечего есть. Мы съели даже все листья и кору с деревьев. Если ты останешься с нами, ты… ты не выживешь…

Женщина горько разрыдалась; время от времени она украдкой поглядывала на дочку и тут же с болью отворачивалась.

— Ну, доченька, иди! Вот придет весна, зазеленеют деревья, распустятся листья, в полях появятся всходы, — у нас будет еда. Тогда мама возьмет тебя домой, а сейчас… иди с отцом!