«Господину Тикаре Ниине.
Наверное, вы удивлены, почему эта записка адресована вам. Прошу прощения, но вам придется некоторое время послушать голос умершего человека.
Пожалуйста, оставьте Кико. Если это невозможно, если вы и сейчас считаете себя ее духовной парой, тогда смотрите только на Кико, берегите только Кико. Думаю, Вы тоже знаете, какую горькую ношу прошлого она несет. У нее практически нет воспоминаний о том, что такое любить. Ей нужна уверенная память о том, как ее – и душу, и тело – обнимали, насыщали. Иначе море ее души так никогда и не наполнится.
Если вы, как и сейчас, будете ей неверны и продолжите давать ей любовь только одной рукой, это лишь на короткое время утолит жажду. Тоска в глубине души Кико никогда не исчезнет, а может быть, только разрастется.
Поэтому я вас очень прошу – обратите на нее все внимание, сделайте самой счастливой. Или станьте
для нее настоящей духовной парой, или дайте ей встретиться с духовной парой – вам нужно сделать выбор. Я буду благодарен за любой исход.
Как вы и говорили, я недочеловек. У меня нет могучего тела, чтобы обнимать Кико, нет и силы, чтобы окутать ее целиком. Возможно, и огромный мир я ей не могу показать. У меня нет веры в то, что я смогу наполнить ее и душу, и тело, и если бы я пожелал ее, то причинил бы ей горе. В целом я согласен с вашим мнением о том, что рядом с ней должен быть человек без недостатков. Нужно быть человеком с цельными душой и сердцем, чтобы поддерживать ее, – ведь она еще не уверена в себе.
Я доволен уже тем, что когда-то спас Кико. Мне пора стать человеком из ее прошлого. Поэтому я уйду, ничего ей не говоря. Если она узнает о моей смерти, скажите, что я умер по своей глупости, от своей слабости.
Пожалуйста, сделайте Кико счастливой. Я прошу вас об этом, отдавая за это свою жизнь и предлагая вам извинения за мое прежде недостойное поведение».
Я потеряла дар речи, читая это старательно написанное письмо. Адресованное Тикаре, оно было наполнено любовью ко мне. Ан любил меня больше всех на свете и даже перед смертью желал мне только счастья.
– Ан ждал, ничего мне не говоря, потому что хотел во всем признаться лишь тогда, когда я по собственной воле обращусь к нему. Когда бы я сама выбрала его своей духовной парой, он наверняка бы мне все рассказал.
Моя рука, держащая стакан, дрожала. На нее легла рука Михару.
– И все-таки, думаю, Ан постоянно пытался донести до меня свой голос, постоянно повторял: заметь, увидь. Но я ничего не замечала. Только обидела и довела до смерти.
Пустяковый разговор, звонок в ночи – все это было его криком, обращенным ко мне.
Ан тоже оказался пятидесятидвухгерцевым китом. Он наверняка изо всех сил подавал голос, пел, но я не смогла его услышать и вместо этого пошла на громкий, понятный голос из того мира, куда он меня отвел.
– Я так хотела, чтобы он это сказал. Если бы он сказал – мол, я твоя духовная пара, Кинако, – я точно прислушалась бы к нему. Его тело было чем-то вторичным, мне было бы вполне достаточно просто спать в обнимку, я в этом уверена. Но тогда я была увлечена новым и не смогла услышать слова, которые он так старался до меня донести. Какая же я была глупая…