Гладкие лужи сменились каменными ступенями, постепенно камни становились все более прохладными и сухими, пока мы карабкались к входу в склеп под Большим домом. Здесь было темно, лишь из трещины в двери, ведущей в подвал, пробивался слабый свет. Я сложил яйца в каменные ясли, предназначенные для хранения драконьих яиц; по сравнению с теплом воды в бассейне у термальных источников эти ясли казались неприветливо холодными и жесткими. При такой температуре развитие зародышей приостанавливалось, и можно было хранить яйца сколько потребуется.
Прежде чем уйти, я попросил Энни показать, где она спрятала мою седельную сумку. Казалось, нам обоим пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы взглянуть на нее.
Поднявшись по лестнице в полуосвещенный дом, Энни упала на пол, и ее вырвало. Я ощущал ноющую печаль, которая назревала где-то в глубине живота и тянулась к драконьему логову, словно пуповиной связывая меня с Пэллором.
Я знал, что яйца обычно забирали у драконов. Но я не знал, каково это. Ни у кого из нас не было сил готовить, но у нас с прошлого дня оставался овощной суп и засохшая корка хлеба, которую можно в нем размягчить. Я разогревал суп, пока Энни горбилась за столом, потирая лоб.
– Ты справляешься?
– Пытаюсь. Помогает то, что Пэллор ее утешает.
Чувства Пэллора уже угасли во мне до низкого, печального гула в затылке.
Я поставил перед ней суп. Она медленно погрузила в него ложку, а затем замерла. Я знал, что она, как и я, думала о том, что невозможно есть, когда изнутри тебя заполняет такая печаль.
Но ей понадобятся силы для того, чтобы пережить то, что ждет нас дальше.
– Тебе нужно поесть.
Услышав напряжение в моем голосе, Энни подняла глаза. А затем без единого слова доела остатки своего ужина.
Мы вместе мыли посуду.
– Помнишь, как мне пришлось учить тебя, как это делается, в Элбансе?
– Помню. Я ненавидел это. И у меня ужасно получалось.
– И сейчас тоже.
Я брызнул на нее водой, а Энни, тихо рассмеявшись, шлепнула меня полотенцем.
После этого ничего не оставалось, кроме как лечь спать и ждать рассвета.
Мы распростерлись на кровати моих родителей. Темнота затаила дыхание. Пальцы Энни нащупали мои, затем ее губы отыскали мои, и меня охватило желание, похожее на всепоглощающий голод. Как будто я мог сделать ее своей, не дать будущему разлучить нас, навсегда слившись с ней.
В последний момент я уперся коленом в матрас, чтобы отстраниться, но Энни удержала меня.
– Я знаю, что это было совсем не то, чего ты хотел. Но рядом с тобой у меня было все, чего я только могла пожелать. Все это. Все мои дни, и все мои ночи, все мои… – Она умолкла, не произнеся слова, которые вертелись у нее в голове. Это была простая, самодельная версия каллийской свадебной клятвы. Я знал, потому что сегодня утром я видел похожие слова, написанные на бумаге, когда ставил свою подпись на документе в городской ратуше, убеждая себя, что это был всего лишь вопрос собственности и наследства, которое я хотел защитить. И все же я хотел бы, чтобы она была рядом, не в силах понять, почему не взял ее с собой.
Я напомнил себе об этом сейчас:
– Как бы я хотел подарить тебе все это…
Я ощутил, как она сглотнула, ее шея прижималась к моей шее. Я чувствовал вкус ее слез. Губы Энни изогнулись в темноте на моей щеке.
– Ты и я, мы возьмем все, что можем получить.
Когда она притянула меня ближе, я позволил ей это сделать.
29
Отречение
Я пробудилась от сна столь глубокого, что казалось, словно я поднялась со дна моря. Мое тело переполняла восхитительная, торжествующая боль. Ли был очень осторожен. Было лишь немного больно там, где я ожидала испытать жгучую боль, а после меня охватила такая нежность, что все остальное было не важно. Мне хотелось лишь изо всех сил прижать его к себе.
Сейчас у меня возникла мысль – банальная мысль, которая принесла с собой неожиданное сожаление, – как бы мне хотелось, чтобы у меня было больше ночей, чтобы научиться наслаждаться им как следует.
Мне хотелось бы большего, чем одна-единственная ночь.
Его лицо разгладилось во сне. Исчезли озабоченные складки, а на подбородке темнела тень щетины. С какого момента, думала я с нежностью, сливавшейся с удивительным ощущением от прикосновения его кожи к моей, с какого момента Ли стал этим человеком с щетинистым подбородком, который обнимал меня с такой уверенностью и целовал так сладко…
– Привет.
Серые глаза отыскали меня в утренней мгле. Он приподнялся на локте, глядя на меня, наши обнаженные тела были так близко, что я ощущала малейшее его движение.
– Привет.
– Как ты себя чувствуешь?
– Просто великолепно.
Я говорила серьезно, но Ли слабо застонал, словно сомневаясь. Он перекатился на спину.
– Мне нужно больше практики.
Я приподнялась на локте:
– Я думала, у тебя… это уже было?