Песни и стихи. Том 1

Но без него и задний ни к чему.

Я доставал мосты, рули, колёса,

Не за глаза красивые — за мзду.

Но понял я, не одолеть колосса,

Назад, пока машина на ходу.

Назад, к моим нетленным пешеходам,

Пусти назад, о отворись, сезам.

Назад в метро, к подземным переходам,

Назад, руль влево, и по тормозам.

Восстану я из праха, вновь обыден,

И улыбнусь, выплёвывая пыль.

Теперь народом я не ненавидим,

За то, что у меня автомобиль.

ЧУЖИЕ КАРБОНАРИИ

Чужие карбонарии, закушав водку килечкой,

Спешат в свои подполия налаживать борьбу,

А я лежу в гербарии, к доске пришпилен шпилечкой,

И пальцами до боли я по дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике, но не меняю позы.

Кругом жуки-навозники и мелкие стрекозы,

По детству мне знакомые — ловил я их, копал,

Давил, но в насекомые я сам теперь попал.

Под всеми экспонатами эмалевые планочки,

Всё строго по научному, указан класс и вид.

Я с этими ребятами лежал в стеклянной баночке,

Дрались мы — это к лучшему, узнал, кто ядовит.

Я представляю мысленно себя в большой постели,

Но подо мной написано — «Невиданный доселе».

Я хомо был читающий, я сапиенсом был,

Мой класс млекопитающий, а вид уже забыл.

В лицо ль мне дуло, в спину ли, в бушлате или робе я,

Стремился, кровью крашеный, обратно к шалашу.

И — на тебе — задвинули в наглядные пособия,

Я злой и ошарашенный, на стеночке вишу.

Оформлен, как на выданье, стыжусь, как ученица,

Шипят шмели, завидуя, что надо подчиниться,

А бабочки хихикают на странный экспонат,

Сороконожки хмыкают, и куколки язвят.

Ко мне с опаской движутся мои собратья прежние,

Двуногие, разумные — два пишут, три в уме.

Они пропишут ижицу, глаза у них не нежные,

Один брезгливо ткнул в меня и вывел резюме:

— С ним не были налажены контакты, и не ждём их.

Вот потому он, граждане, лежит у насекомых.

Мышленье в нём не развито, с ним вечные ЧП.

А здесь он может разве что вертеться на пупе.

Берут они не круто ли? Меня нашли не во поле,

Ошибка эта глупая, увидится изъян.

Накажут тех, кто спутали, заставят, чтоб откнопили,

И попаду в подгруппу я хотя бы обезьян.

Но не ошибка, акция свершилась надо мною.

Чтоб начал пресмыкаться я вниз пузом, вверх спиною.

Вот и лежу расхристанный, разыгранный вничью,

Намеренно причисленный к ползучему жучью.

А может, всё провертится и вскорости поправится,

В конце концов ведь досочка — не плаха, говорят.

Всё слюбится да стерпится, мне даже стали нравиться

Молоденькая осочка и кокон-шелкопряд.

А мне приятно с осами, от них не пахнет псиной.

Средь них бывают особи и с талией осиной.

Да, кстати, и из кокона родится что-нибудь.

Такое, что из локонов и что имеет грудь.

Червяк со мной не кланится, а оводы со слепнями

Питают отвращение к навозной голытьбе —

Чванливые созданьица, довольствуются сплетнями,

А мне нужны общения с подобными себе.

Пригрел сверчка-дистрофика, блоха сболтнула, гнида,

И глядь — два тёртых клопика из третьего подвида.

Сверчок полузадушенный вполсилы свиристел.

Но за покой нарушенный на два гвоздочка сел.

Паук на мозг мой зарится, клопы кишат — нет роздыха.

Невестой хороводится красивая оса.

Пусть что-нибудь заварится, а там — хоть на три гвоздика,

А с трёх гвоздей, как водится, дорога в небеса.

В мозгу моём нахмуренном страх льётся по морщинам.

Мне станет шершень шурином, а кто мне станет сыном?

Я не желаю, право же, чтоб трутень был мне тесть.

Пора уже, пора уже напрячься и воскресть.

Когда в живых нас тыкали булавочками колкими.

Махали пчёлы крыльями, пищали муравьи.

Мы вместе горе мыкали, все проткнуты иголками.

Забудем же, кем были мы, товарищи мои.

Заносчивый немного я, но в горле горечь комом.

Поймите, я, двуногое, попало к насекомым.

Но кто спасёт нас, выручит, кто снимет нас с доски?

За мною, прочь со шпилечек, товарищи жуки!

И, как всегда в истории, мы разом спины выгнули.

Хоть осы и гундосили, но кто силён, тот прав:

Мы с нашей территории клопов сначала выгнали

И паучишек сбросили за старый книжный шкаф.

У них в мозгах не вяжется, зато у нас — все дома,

И поживают, кажется, уже не насекомо.

А я, я тешусь ванночкой без всяких там обид…

Жаль, над моею планочкой другой уже прибит.

КОЗЁЛ ОТПУЩЕНИЯ

В заповеднике, вот в каком, забыл,

Жил да был козёл, роги длинные.

Хоть с волками жил да не по-волчьи выл,

Блеял песенки всё козлиные.

И пощипывал он травку и нагуливал бока,

Не услышишь от него худого слова…

Толку было с него, правда, как с козла молока,

Но вреда, однако, тоже никакого.

Жил на выпасе, возле озерка,

Не вторгаясь в чужие владения,

Но заметили скромного козлика

И избрали в козлы отпущения.

Например, медведь — баламут и плут —

Обхамит кого-нибудь по-медвежьему —

Так враз козла найдут, приведут и бьют,

По рогам ему и промеж ему.

Не противился он, серенький, насилию со злом,

А сносил побои весело и гордо.

Сам медведь сказал: «Ребята, я горжусь козлом,

Героическая личность, козья морда».

Берегли козла, как наследника.

Вышло даже в лесу запрещение

С территории заповедника

Отпускать козла отпущения.

А козёл себе всё скакал козлом.

Но пошаливать он стал втихомолочку —

Как-то бороду завязал узлом.

Из кустов назвал волка сволочью.

А когда очередное отпущенье получал —

Всё за то, что волки лишку откусили —