Пьесы

Прошло полгода. Зал суда. Правый задний угол срезан помостом высотой около двадцати сантиметров. Он тянется примерно от середины правой стены до середины задней.

На помосте за полукруглым столом — председатель между двумя заседателями. Слева и справа от них — по трое присяжных. У самого края стола справа сидит секретарь суда.

В задней стене, позади стола, — дверь.

На уровне сцены справа — прокурор; слева, рядом со скамьей подсудимых, — защитник. Здесь же стоит судебный пристав. В левой стене, в глубине сцены, — дверь. Скамья для свидетелей. На авансцене — публика, там же в переднем ряду — доктор Гросс.

Когда занавес поднимается, идет заседание суда. Секретарь суда ведет протокол.

Председатель(Руфи). А потом? Что вы сделали потом?

Руфь(стоя, совершенно спокойно). Я села на скамейку и стала ждать Цвишенцаля.

Председатель. С намерением застрелить его?

Руфь. Да.

Председатель

. Расскажите, как это произошло.

Руфь. Когда Цвишенцаль появился, я выстрелила в него.

Председатель. Цвишенцаль умер сразу?

Руфь. Этого я не знаю. Когда он упал, я выстрелила еще два раза.

Прокурор. Таким образом, обвиняемая полностью сознается в совершенном ею преступлении. Я отказываюсь от допроса свидетелей. (Улыбаясь, вполголоса.) Суд уже сейчас мог бы удалиться и вынести приговор.

Председатель. Вы раскаиваетесь в своем поступке?

Руфь. Я никогда в нем не раскаюсь.

Председатель. Разве человеческая жизнь так мало для вас значит?

Руфь. Для Цвишенцаля жизнь моих родителей вообще ничего не значила.

Председатель. И вас нисколько не угнетает содеянное?

Руфь. Наоборот, с тех пор я чувствую себя значительно лучше.

Движение в публике.

Прокурор(вполголоса). Вот это да!

Председатель. Вы можете объяснить, почему теперь вы чувствуете себя лучше?

Руфь. Перед моим возвращением я, разумеется, полагала, что убийца моих родителей наказан. Ведь нацистский режим рухнул и уступил место демократии, при которой должна бы царить справедливость. Но с тех пор, как я узнала, что убийца моих родителей так и не наказан, я все время ощущала мучительную тяжесть в груди. Теперь она исчезла. Поэтому я и чувствую себя лучше.

Председатель. Вы вернулись в сорок седьмом году в родной город для того, чтобы убить Цвишенцаля?

Руфь. Нет.

Председатель. Почему же вы вернулись?

Руфь. Я узнала, что мой брат Давид жив.

Председатель. Если бы вы этого не узнали, не вернулись бы?

Руфь

. Нет.

Председатель. Но почему бы вам было не вернуться? Из каких соображений?

Руфь. Я решила никогда больше не возвращаться в этот город.

Председатель(после паузы). Вас можно понять. При прежнем режиме против вас было совершено тяжкое преступление. (Пауза.) Скажите, вы считали, что имеете право сами судить и убивать?

Руфь. Нет, я не думала о том, имею я право или не имею.

Председатель. Вы убили человека. Неужели вы не думали о том, что этим погубите себя?

Руфь. Мне это безразлично.

Председатель. Что вам безразлично?

Руфь. Всё!

Председатель(помолчав)

. За то, что вам пришлось пережить при прежнем режиме, вы, разумеется, заслуживаете сочувствия каждого добропорядочного человека. Но это не давало вам права преступать закон. Закон при любых обстоятельствах остается законом.

Руфь(все так же безучастно). Можно задать вам вопрос?

Председатель. Пожалуйста, спрашивайте.

Руфь. Что сделали бы вы, если бы Цвишенцаль убил ваших родителей?

Председатель. Я, конечно, предоставил бы государственному правосудию наказать его.

Руфь. А если бы Цвишенцаль остался ненаказанным?

Председатель. Он безусловно был бы наказан. Мы живем в государстве, где соблюдается законность. (Пауза.) Прежде всего нужно установить, что именно Цвишенцаль убил ваших родителей. (Пауза.) Но мы уклонились от сути дела. Скажите, вы и теперь убили бы Цвишенцаля, если бы вам представилась возможность?

Руфь. Да.

Председатель. Даже несмотря на то, что вам грозит суровое наказание?

Руфь. Мне это безразлично.