Пьесы, памфлеты

Констант. Рембл, ты уж и так облагодетельствовал меня сверх всякой меры. Но этот твой последний дар дороже мне всех сокровищ вселенной.

Хиларет. Только бы вы продолжали всегда так думать, капитан! Отец, я хочу просить, чтобы вы простили мне и бедняжке Клорис наше вчерашнее приключение. Поверьте, мы достаточно наказаны за свое легкомыслие. И уж если все приняло такой счастливый оборот, не думаете ли вы, сударь, один-единственный раз взять пример с турок и отнестись к этому происшествию с той благосклонностью, с какой они относятся ко всякой удаче?

Политик. Турки? Пора тебе судить о них не только по романам. Надеюсь, что капитан развеет твое невежество в области политики... (Ремблу.) Мне, однако, не терпится обсудить с тобой положение дел в обеих Индиях, Джек, и возможности торговли с ними... Надеюсь, ты оставил Великого Могола в добром здоровье?

Рембл. Сударь, когда я уезжал, он жаловался на легкий насморк.

Политик. Ну что ж, от души прощаю вас всех. Обнимите же друг друга, дети!.. Вот они, утехи старости, мистер Уорти!

Сотмор. Дайте-ка я вас всех обниму на радостях... Сегодня я впервые встретил двух добродетельных женщин... и они достались моим друзьям... Я нынче напьюсь, как никогда в жизни... Пока вы будете наслаждаться вашим счастьем, я буду пить за него... Выбудете вкушать дары Венеры, а я — запивать их нектаром Вакха... Конечно, я не рассчитываю на ваше общество в ближайший месяц, друзья... А уж судье придется прогулять эту ночку со мной... Идем же, честный судья!.. Ведь вот какая редкая удача: мне удалось даже набрести на честного судью!..

Уорти. Полноте, сударь! Вы, мне кажется, и так достаточно праздновали сегодня...

Сотмор. Что вы, сударь, что вы!.. Эй, послушайте, сударь, вам ведь тоже предстоит сегодня ночью напиться на свадьбе ваших детей.

Политик. Сударь, я не пью ничего, кроме кофея.

Сотмор. Черт бы побрал ваш кофей!..

Рембл. Стой, Сотмор, мы воздадим тебе должное... Поверьте, мистер Уорти, что, несмотря на его пристрастие к вину, свет не видывал более честного малого.

Уорти. Тем более прискорбно, что он так губит себя. Ваши слова побуждают меня заняться им и употребить все свое влияние на то, чтобы отучить его от этих низменных наслаждений. Джентльмены, прошу вас пожаловать ко мне завтра, чтобы отпраздновать радостный день. Я со своей стороны приму все меры, чтобы вознаградить вас за перенесенные вами обиды, а злодея всенародно наказать. Ибо судья, нарушая законы, тем самым поощряет преступников.

Нет уваженья там ни к алтарям, ни к тронам,Где судьи и попы глумятся над законом.

_Конец

ЭПИЛОГ

Нас разлучило ветром и волной,Но здесь опять мы встретились с женой.Был в море шторм, на суше — суматоха,И все же пьеса кончилась не плохо.

Но дамы хмуры — я их рассердил.Не тем ли, что Насилье осудил,Направив к этой цели все усилья?Иль тем, что вовсе не было насилья?Поэт, в угоду веку своему,На сцене вывел ужасы. К чему?И без того у нас любая дамаНасилью — враг, хоть, если молвить прямо,Она лишь при свидетелях упряма.Пускай поэт кой-что и сочинил,

Каков, однако, франтов наших пыл!Ведь если бы со всей их страшной силойПовел Дон Карлос их на Рим постылый,Они, землей священной овладев,Для папы не оставили бы дев.В святилище папессы Иоанны[41]Открыли б вход нечистому буяны,Монашки натерпелись бы обид,И, как рожден, так был бы Рим убит.Лукреция[42], верна слепой доктрине,Пошла на смерть, хоть наблудил Тарквиний, —

Нелепая языческая месть!«Держись за жизнь, коль потеряла честь!» —Так христианка мыслит благонравно.И будет жить, хоть жаждет смерти явно.Но пусть прекрасных зрительниц моихСудьба хранит от происков мужских,Пусть от насилья — помоги им боже! —Их оградит супружеское ложе[43].1730

Опера Граб-стрита, или у жены под башмаком