Петербургское действо

Прежде всего онъ купилъ себ лошадь на полученныя отъ матери деньги, затмъ нанялъ маленькую комнатку, чуть не на чердак въ дом, который помщался наискось отъ дома графини Скабронской.

Лошадь его по цлымъ днямъ бывала привязана на двор, а онъ сидлъ передъ крошечнымъ окошкомъ и глядлъ, не спуская глазъ, на домъ своей возлюбленной. Квасовъ за это время особенно безпокоился, не понимая, гд пропадаетъ съ утра до вечера названный племянникъ.

«Вдь, онъ скачетъ по городу цлый денъ, думалъ Акимъ Акимовичъ, а лошадь сухая и даже не заморенная, будто въ стойл простояла».

За то теперь Шепелевъ изъ своего окошка узналъ, на сколько могъ, образъ жизни въ дом красавицы; узналъ, кто бываетъ у нея, кто бываетъ чаще другихъ, узналъ, когда она вызжаетъ и куда здитъ. Впродолженіи нсколькихъ дней, едва только графиня отъзжала отъ подъзда, Шепелевъ летлъ внизъ, садился верхомъ, скакалъ за ней, но, конечно, на такомъ далекомъ разстояніи чтобы не быть замченнымъ лакеями, стоявшими на запяткахъ. Шепелевъ узналъ скоро, у кого чаще всего бываетъ графиня, но, къ несчастію, онъ не могъ еще найти никого, чтобы быть представленнымъ въ эти дома.

Однажды, по обыкновенію, также съ утра сидлъ юноша, какъ бы на часахъ. На этотъ разъ онъ былъ безпокоенъ, взволнованъ и смущенъ. Онъ имлъ поводъ ревновать ее и хотя ему самому казалась безсмысленна и даже жалка эта ревность, тмъ не мене онъ мучился.

Поводомъ въ этому послужило то, что вчера днемъ, хотя и не въ первый разъ, явилась у подъзда дома графини Скабронской великолпная берлина съ блестящими въ галунахъ форейторами и лакеями. Это былъ прусскій посланникъ Гольцъ, самое важное лицо во всей столиц.

Это бы еще ничего. Но это былъ замчательный, какъ говорили, красавецъ, искуссный волокита, пользовавшійся большимъ успхомъ среди столичныхъ красавицъ, — вотъ, что ударомъ отозвалось въ сердц Шепелева.

Посланникъ на этотъ разъ просидлъ у графини страшно долго. Цлымъ вкомъ показалось это время юнош и теперь, вспоминая вчерашній визитъ, онъ все еще былъ взволнованъ.

Посл Гольца явился какой-то старикъ въ старомодной карет и пробылъ тоже довольно долго. Но къ нему не ревновалъ юноша!.. Онъ не обладалъ даромъ провиднья!!. Въ этотъ день экипажъ графини подали, но опять отложили, она не похала… На другой день, когда графин подали карету, Шепелевъ, по обыкновенію, тотчасъ сбжалъ внизъ по лстниц, какъ стрла, и точно также, пропустивъ карету, двинулся за ней верхомъ. Обождавъ за угломъ, какъ длалъ онъ всегда, пока графиня была у Позье, онъ снова поскакалъ за ней.

Къ его удивленію, она хала на ту дорогу, гд когда-то онъ въ первый разъ встртилъ ее въ офицерскомъ мундир. Да, она хала прямо къ Чухонскому Яму и сердце юноши почему-то радостно забилось, какъ будто предчувствуя что-то особенное…

Карета остановилась на дорог у домика. Онъ зналъ, кто тутъ живетъ, потому что гадалку знала и любила вызывать къ себ, иногда и навщать, Пелагея Михайловна.

Шепелевъ невольно ахнулъ и встрепенулся. Онъ сообразилъ сразу, что въ этотъ домъ всякій, а поэтому и онъ, можетъ войти безпрепятственно.

Отдавъ лошадь подержать какому-то мужику, Шепелевъ смло вступилъ въ домъ. Та же старая служанка отворила ему дверь. Солдатская форма немножко смутила ее, но лицо, руки и рчь юноши рядового говорили сами за себя.

— Тоже погадать желаете? спросила она на всякій случай.

— Да. Я отъ Пелагеи Михайловны Гариной и княженъ Тюфякиныхъ, вдругъ нашелся юноша.

— Ахъ, милости просимъ! Какъ ихъ здоровье? заболтала горничная и уже любезно ввела Шепелева въ маленькую комнату. — Вы туда не входите, — прибавила она, показывая на дверь. — Тамъ одна графиня….

Оставшись одинъ, Шепелевъ почувствовалъ вдругъ, что вся смлость его сразу исчезла.

«Она здсь!.. Рядомъ! Вотъ только отворить эту дверь!..»

И молодой человкъ, чувствуя, что онъ не устоитъ на ногахъ, опустился на минуту на первый попавшійся стулъ.

Долго ли онъ просидлъ — онъ не зналъ…

Но вдругъ раздался какой-то шорохъ въ дом и онъ вскочилъ. Онъ испугался мысли, что этотъ давно желанный, давно искомый случай ускользнетъ у него изъ рукъ и онъ прозваетъ его. Юноша провелъ рукой по пылавшему лицу, по глазамъ, передъ которыми носился какой-то туманъ, и разогналъ, на сколько хватило у него силы воли, то опьяненіе, въ которомъ онъ себя чувствовалъ. Смло подошелъ онъ въ двери, слегка притворенной, потянулъ ее на себя, переступилъ порогъ и, оглянувши комнату, замеръ всмъ тломъ.

Въ углу, у окошка, сидла она, глубоко задумавшись и устремивъ глаза на дворикъ.

Онъ хотлъ заговорить, но силы не хватило. Онъ сдлалъ нсколько шаговъ къ ней, не зная, что будетъ, что случится, что скажетъ онъ, что получитъ въ отвтъ. Онъ чувствовалъ только, что горитъ весь, какъ въ огн, что взоръ его туманится все боле и боле, что сознаніе и разумъ положительно покидаютъ его, что съ нимъ длается или дурнота, или сумашествіе! Только одно крпко залегло у него на сердц и будто стучитъ въ голову, — ршимость: будь, что будетъ!..