Петербургское действо

Въ первые дни службы всякія порученія, разноска по городу повстокъ, работа то лопатой, то метлой едва не уходили не очень крпкаго здоровьемъ юношу, но вскор, благодаря его изобртательности, ему жилось уже нсколько легче. Этими самыми нелпыми цидулями и грамотками солдатикъ избавился отъ тяжелой работы, а деньги, недавно присланныя вновь матерью, хотя и небольшія, помогли ему расплатиться съ его хозяиномъ капраломъ Волковымъ. Кром того, за нсколько дней передъ тмъ, Державинъ розыскалъ, наконецъ, въ Петербург стараго друга и учителя, прощеннаго пастора Гельтергофа, который выхалъ еще прежде. На сколько было плохо ему когда-то въ Казани въ качеств ссыльнаго, на столько хорошо ему было теперь. Онъ былъ возвращенъ изъ ссылки тотчасъ же по воцареніи Петра еодоровича, прямо въ Петербургъ, будучи лично извстенъ Фленсбургу. Теперь онъ могъ разсчитывать на быструю и совершенную перемну своей судьбы къ лучшему. Гельтергофъ и въ Казани искренно любилъ юношу за его прилежаніе и зная по себ, каково бдствовать въ чужомъ город, добрый пасторъ веллъ юнош заходить въ себ, общаясь подумать объ его судьб.

— Вы великолпно говорите по-нмецки, сказалъ онъ, вы говорите, какъ настоящій нмецъ, mein lieber, а это очень важно. Теперь не Елизавета царствуетъ, лукаво ухмыльнулся пасторъ. Теперь Peter der Dritte царствуетъ!.. Теперь нмецкій языкъ для всякаго есть лучшій дипломъ, самый важный дипломъ.

Рядовой преображенецъ самъ чувствовалъ, что проклятый нмецкій языкъ, который когда-то вколачивалъ въ него каторжникъ Роза, теперь будетъ имть огромное значеніе для его служебной карьеры. И теперь Державинъ, обождавъ недлю, давъ время доброму Гельтергофу заняться его печальной судьбой, собирался снова навдаться къ пастору. Но какое-то странное чувство, въ которомъ юноша самъ не могъ отдать себ отчета и самъ не понималъ вполн, мшало ему подлиться своей тайной съ своими ближайшими знакомыми и пріятелями. Ему почему-то было совстно сознаться въ своихъ мечтаніяхъ, сказать о своей бесд съ Гельтергофомъ, разсказать все кому-либо, капралу Волкову, Морозову, еще мене Квасову; и даже въ дружеской бесд съ товарищемъ Шепелевымъ онъ все-таки не ршился заговорить о пастор и своихъ надеждахъ на помощь его. Да и какъ было радоваться знанію этого нмецкаго языка, какъ было возлагать на него вс надежды, носиться съ нимъ, когда все кругомъ ненавидло и ругало этотъ языкъ? Тотъ же новый знакомый и товарищъ, едва пріхалъ въ Петербургъ и уже усплъ отчасти пострадать, или, по крайней мр, былъ возмущенъ и оскорбленъ тми, кто свысока требовалъ знанія этого проклятаго языка.

Но юноша Державинъ, уже знакомый по опыту съ бдностью, съ несправедливостью людской, былъ мало похожъ на юношу Шепелева. Онъ, и не зная по-нмецки, вывернулся бы изъ затрудненія и не ударилъ лицомъ въ грязь, если бы попалъ въ кабинетъ принца.

— Экая обида, что я ушелъ изъ дворца. Охъ, Господи! Вотъ кабы знать заране! сожаллъ онъ теперь. Богъ знаетъ, что бы еще вышло изъ моей бесды съ принцемъ. Пожалуй бы съ разу въ люди вышелъ.

XVII

Семейство Тюфякиныхъ состояло изъ старой двицы, опекунши, лтъ 50-ты, длинной, сухопарой, словоохотливой и на видъ добродушной, но страшно упрямой, — двухъ сиротъ: княженъ Василисы и Настасьи и своднаго брата ихъ, князя Глба, который, однако, жилъ отдльно. Глбъ былъ старше сестеръ лтъ на десять, и былъ отъ перваго брака покойнаго князя Андрея Тюфякина съ простой женщиной татарскаго происхожденія, которая погибла насильственной смертью, подъ можемъ своей горничной. Об княжны были отъ второй жены князя, тоже скончавшейся и урожденной Гариной, принесшей мужу большое состояніе въ приданое. Такимъ образомъ, молодыя двушки-сироты были богаты, но находились еще до полнаго совершеннолтія младшей княжны подъ опекой родной тетки, тогда какъ ихъ сводный братъ, офицеръ гвардіи, былъ почти бденъ, т. е. имлъ 50 душъ крестьянъ гд-то въ глуши, близъ города Кадома, куда и хать было опасно.

Эта разница состояній породила много семейныхъ недоразумній, ссоръ и бдъ и повліяла даже на характеръ и поведеніе князя Глба. Онъ завидовалъ сестрамъ и враждовалъ съ ихъ теткой-опекуншей, которая тоже не любила его, не считала даже настоящей родней и звала въ насмшку: "нашъ киргизъ!"

Покойный князь Андрей безпорядочной жизнью съумлъ въ семь лтъ сильно разстроить огромное состояніе своей второй жены. Еслибъ онъ не утонулъ вдругъ въ Нев, двнадцать лтъ назадъ, купаясь подъ хмлькомъ посл пира, то, конечно, ничего не передалъ бы дочерямъ. Имъ осталось бы только состояніе теперешней ихъ опекунши-тетки, которая была сама по себ очень богата.

Посл несчастія съ отцомъ, двочки остались — старшая по шестому году, а младшая — четырехъ лтъ и ухали тотчасъ съ матерью въ деревню. Пасынокъ, уже юноша, остался въ Петербург.