Вдругъ овдоввшая княгиня Анна Михайловна хотя и была женщина слабохарактерная, съ странностями и причудами, но съумла, однако, въ пять лтъ деревенской жизни снова устроить свои дла и поправить состояніе. Двочекъ своихъ она держала странно, почти въ заперти и въ гости никуда не пускала. Изъ сосдей своихъ она тоже у себя не принимала никого. Скоро стало, однако, извстно въ околодк, что княгиня-вдова совершенно въ рукахъ своего наемнаго управителя изъ поляковъ, который распоряжался самовластно въ ея имніяхъ и въ дом. Даже во многомъ, касавшемся до дтей, вдова не обходилась безъ его совтовъ. Если за это время княгиня не стала вдругъ женой молодаго и красиваго поляка, то единственно изъ нежеланія потерять свой титулъ, которымъ очень кичилась. Но, однажды, пять лтъ тому назадъ, явился вдругъ къ нимъ въ глушь въ гости пасынокъ, князь Глбъ. Веселый и умный молодецъ-гвардеецъ, простодушный на видъ, внимательный и почтительный съ княгиней мачихой, ласковый съ сестрами, остался на все лто и искусно, постепенно, незамтно завладлъ скоро всмъ и всми. Осенью онъ уже прогналъ поляка, взялся за дло по имніямъ и повернулъ все на иной ладъ…
Прежде всего двочки, уже взрослыя, были выпущены на волю, здили въ гости, веселились всячески и, конечно, также стали обожать брата.
Вскор же, т. е. мене чмъ чрезъ годъ посл прізда Глба, княгиня, весной, по настоянію пасынка, перехала снова на жительство въ Петербургъ.
Здсь началась новая жизнь, показавшаяся дочерямъ еще боле странною, потому что он не понимали въ чемъ дло. Однако, невольно и безсознательно он тотчасъ не взлюбили этого брата Глба. Вдобавокъ он замтили, что чмъ боле мать ихъ любила, ласкала и превозносила пасынка, тмъ боле стала ненавидть его ихъ столичная тетка Пелагея Михайловна Гарина, съ которой он теперь познакомились и подружились.
Безпорядочная и зазорная жизнь княгини Анны Михайловны въ столиц окончилась какой-то внезапной болзнью, которая быстро унесла ее въ одинъ мсяцъ.
Сестра ея, Пелагея Михайловна, старая два и одинокая, сдлалась тотчасъ опекуншей и воспитательницей племянницъ. Это, конечно, сдлалось не по закону, а какъ-то само собой, вслдствіе желзной воли ея и множества "ходовъ", т. е. большаго количества вліятельныхъ знакомыхъ въ Петербург.
Не видаясь почти за послднее время съ княгиней, ведшей неприличную жизнь, Пелагея Михайловна, узнавъ о смерти сестры и немедленно явясь въ домъ на панихиды, привезла изъ своего дома и пожитки, и людей своихъ. Прежде чмъ покойная была зарыта въ землю, тетка уже поселилась въ ея комнатахъ и управляла въ дом. Въ то же время и какъ бы волшебствомъ она осадила или, по ея выраженію, "поурзала Глбовы крылушки".
Князь Глбъ хотя и остался было сначала жить въ дом съ сестрами, но Пелагея Михайловна взяла его какъ бы на хлба, что и заявила, положивъ "киргизу" жалованье по двсти червонцевъ въ годъ, ради родства.
Князь, однако, и старую двицу, и сестеръ вскор съумлъ немного снова расположить въ свою пользу, хотя пріобрсти надъ теткой такое безграничное вліяніе, какое имлъ надъ ихъ матерью, онъ и пробовать не сталъ. Не такова была Пелагея Михайловна.
— Кремень Михайлычъ! звалъ онъ ее за-глаза. — Никакой калитки не найдешь, даже щели простой, чтобы въ ней въ душу влзть, злобно говорилъ князь своимъ пріятелямъ и прибавлялъ въ минуту похмлья:- Я погляжу еще, да воли нельзя добромъ взять, такъ я ее поверну инымъ вертомъ.
Но время шло и князь Глбъ, живя то отдльно, то у ceстеръ, получалъ свое жалованье отъ тетки, иногда и подачки деньгами не въ счетъ положеннаго, и все еще надялся какъ-нибудь со временемъ обойти старую дву.
Что касается до сводныхъ сестеръ, то младшая относилась въ нему дружелюбно, старшая-же по-прежнему — недоврчиво, боязливо и сдержанно. Об сестры были уже теперь двушки-невсты. Княжн Василис, старшей, минуло 18-ть лтъ, а младшей, Наст, 16.
Настя была уже давно, чуть не съ рожденья, предназначена заглазно бытъ женой дальняго родственника отца, юноши Шепелева, который теперь только познакомился съ невстой, явившись на службу въ гвардію. Василиса не была сговорена ни за кого. Но и теперь, не смотря на приданое, никто не присылалъ сватовъ, никому въ Петербург не приходило на умъ просить ее за себя у тетки опекунши. Сама тетка часто говаривала, что ея любимиц не бывать замужемъ никогда!.. Причина этому была простая.