Она знала уже тогда, что ей не суждено прожить вчно въ этомъ дом, что въ ранней юности она будетъ уже отдана замужъ куда-нибудь далеко, за какого-нибудь германскаго принца. И невольно желала она этого, потому что жизнь здсь тянулась скучно, однообразно. Не было ни радостей, ни горя, ни заботъ, и давящее сердце будничное затишье заставляло подчасъ желать чего либо, хотя бы и печальнаго, хотя бы и грознаго, лишь бы перемнился этотъ унылый, душу мертвящій строй жизни. Пускай будетъ гроза! Лишь бы очистила воздухъ, позволила бы дышать свободно.
Изъ всей этой жизни въ продолженіи четырнадцати лтъ остались въ памяти ея лишь два или три особенныхъ случая, о которыхъ стоило вспомнить. Одинъ изъ нихъ, близко, лично касавшійся до нея, особенно остался въ памяти.
Въ дом отца появился однажды дряхлый старецъ, пользовавшійся извстностью чуть не по всей Германіи, какъ святой мужъ и праведникъ, которому народная молва приписывала пророческій даръ. Ее, двочку лтъ двнадцати, привели въ гостиную, гд сидлъ старецъ въ священническомъ одянія. Она со страхомъ и трепетомъ подошла къ нему, подводимая матерью. Онъ глянулъ на нее своими большими строгими глазами, положилъ ей руку на голову и сказалъ нсколько словъ, которыхъ она сразу не поняла, но которыя тмъ не мене напугали ее. Потомъ, впослдствіи, ея мать часто вспоминала сказанное старикомъ, и крпко вровала въ пророчество праведника, и упорно ожидала, что оно сбудется. Старикъ въ темныхъ выраженіяхъ проговорилъ, что видитъ на дтской головк три короны и въ томъ числ одну большую, цесарскую. Предсказаніе это, часто вспоминаемое въ дом, разумется, глубоко запало въ душу умной двочки; скоро она сама стала врить въ него и ожидать.
И, наконецъ, однажды, когда ей было уже около пятнадцати лтъ, мать, ничего не объясняя ей, стала собираться въ далекій путь.
Скоро он очутились въ Берлин при двор суроваго, некрасиваго короля Фридриха, а затмъ двинулись дальше. И умная, смлая, уже честолюбивая двушка-ребенокъ знала, что ее везутъ въ далекую, полудикую землю, вчно заваленную такими снгами, какихъ не бываетъ на родин. Въ этой далекой чужбин предстоитъ ей выйти замужъ, и тамъ будетъ она современемъ императрицей громадной страны.
Дорога изъ Берлина на Кенигсбергъ, Митаву и Петербургъ продолжалась довольно долго, но посл уединенной и однообразной жизни въ Штетин она рада была новымъ мстамъ, новымъ лицамъ. Вдобавокъ, здсь въ первый разъ, на пути въ эту невдомую землю, она какъ-то, незамтно для самой себя, вдругъ увидла, почувствовала, что она сдлалась главнымъ дйствующимъ лицомъ. Во всхъ городахъ по дорог, которые казались ей все-таки мене чуждыми, чмъ она ожидала, кругомъ слышалась та же родная рчь; всюду длались пышныя встрчи, давались празднества, гремла музыка и всюду нареченная невста наслдника престола была, конечно, главнымъ лицомъ, на которомъ сосредоточивались вниманіе, радушіе, заботливость и предупредительность всхъ.
Въ Митав встртилъ поздъ принцессы высланный впередъ русской императрицей камергеръ Нарышкинъ и его почтительное вниманіе и заботливость въ пути до Петербурга особенно сосредоточивались на ней, а не на ея матери.
Въ этомъ пути прежде всего поразили юную принцессу странные экипажи, въ которыхъ весь поздъ двигался по необозримымъ снжнымъ равнинамъ. Это были длинныя и узкія сани, обитыя краснымъ сукномъ, въ которыхъ днемъ помщалось съ ними человкъ по восьми и десяти, а на ночь вс уходили въ другія сани, а имъ двумъ устраивали постели. Обихъ принцессъ закрывали цлыми кучами мховъ и только одни лица ихъ оставались незакрытыми. Шесть, а иногда восемь лошадей, впряженныя въ эти сани, мчали ихъ почти постоянно вскачь.
Въ февральскія, туманныя, но теплыя сумерки въхали он, наконецъ, въ Петербургъ. Пестрая толпа придворныхъ встртила ихъ въ небольшомъ итальянскомъ дворц и, не смотря на усталость, тотчасъ былъ назначенъ пріемъ, было представленіе гостей, былъ длинный, скучный и чопорный обдъ. Но такъ какъ императрица и наслдникъ были въ Москв, то на другой же день пришлось снова пускаться въ путь, такой же далекій и трудный, и снова скакать въ такихъ же саняхъ.