Петербургское действо. Том 1

– Ну и чудесно! Вот теперь без теплого платья и маршируй, – озлобился Аким Акимыч.

– Другое сошьем. Что ж делать…

– Другое! Нет, шалишь… не дам. В поставщики Чухонскому Яму идти хочешь! Ведь опять снимут, коли по ночам будешь болтаться к невесте. Скажи на милость, обида какая! – воскликнул снова Аким Акимыч.

Несмотря на расспросы дяди, Шепелев ни слова не проронил о своей удивительной встрече и спасении.

XXI

Шепелев даже во сне увидел ряженого офицера, даже как видел! Офицер этот поцеловал его… Шепелев ахнул и проснулся от волнения. С этого дня и часа юноша не переставая стал думать о незнакомке, поразившей его своей красотой. И разум и сердце были сразу порабощены ею…

Утром после ротного ученья и после первого урока немецкого языка у Державина Шепелев, проходя двор, был вдруг остановлен капитаном своего полка Пассеком. Этого офицера он только видал, но никогда не случалось ему с ним разговаривать.

Шепелев знал, что это один из лучших и уважаемых в полку офицеров. Пассек же знал, что новый рядовой тоже из дворян и живет у вновь переведенного к ним лейб-кампанца Квасова, которого он невзлюбил и с которым он был в холодных отношениях. Случилось это вследствие чрезмерной строгости Квасова к солдатам, которых вообще офицеры держали крайне свободно и даже чрез меру баловали всегда.

Первый офицер полка, недавно произведенный государем в подполковники, генерал-прокурор и фельдмаршал старый князь Никита Юрьевич Трубецкой и все старшие офицеры подавали пример легкого отношения к тому, что недавно, по примеру Фридриха, стали называть заморским словом и говорили: воинский «дисциплин». У русского человека в родном языке и слова такого не нашлось.

Пассек при виде Шепелева первый, против обыкновения, издали поклонился ему и, быстро подойдя, заговорил неспокойным голосом:

– Я очень рад, что повстречался с вами, государь мой. Я шел к вам с просьбой. Вы были в ту ночь на часах у принца Жоржа вместе с Державиным?

– Точно так-с.

– Правда ли, что я слышал от этого рядового насчет внезапно явившегося ночью к принцу офицера голштинского войска?

– Сущая правда.

– В кастрюле?

– Да-с, то есть в эдакой большой чашке – серебряной…

– Вы знаете его имя?.. Но наверное!.. Не по слухам!

– Его назвал при нас камердинер принца. Это капитан или ротмейстер Котцау.

– Так это точно! Так это истинно! – с волнением выговорил Пассек, пытливо глядя в лицо юноши. – Котцау, фехтмейстер прусский? Вы слышали сами это имя?!

– Да-с.

– Приезжий недавно из Германии?

– Ну, этого я доподлинно не могу вам…

– Но имя Котцау? – прервал Пассек, видимо смущенный. – Вы хорошо помните? Это главное, что я желал бы знать от вас.

– Насчет этого я наверно могу вам доложить, потому что, когда я был потом позван к принцу в кабинет, то он, говоря с ним…

– Как в кабинет?! Так вы были у принца? Державин этого не сказал. Ради Создателя, расскажите мне все…

Шепелев стал было рассказывать подробно, но Пассек в волнении перебил его и спросил:

– Пожелаете ли вы услужить мне и моим приятелям Орловым?.. Это дело, сударь, важнее, чем вы полагаете.

– Все, что будет вам угодно приказать мне, – отвечал Шепелев.

– Вы мне сделаете великую услугу, если согласитесь немедля ехать со мной к Орловым и передать им самолично все, что вы знаете, все, что было в ночь. Там мы вас расспросим подробно обо всем…

Шепелев, слыхавший уже про братьев Орловых и про то, что у них на квартире вечное сборище всех шалунов и озорников гвардии, колебался, боясь выговора от дяди Квасова за посещение такой отпетой компании. С другой стороны, его самолюбию льстила мысль побывать в обществе известных в столице щеголей-офицеров.

Бывать у Орловых – значило быть хватом, и, конечно, ни один рядовой из дворян не бывал у них.

– Орловы будут очень рады познакомиться с вами. Они славные ребята, – сказал Пассек, видя, что Шепелев колеблется. – Вы, наконец, можете и не ходить к ним после. Я вас прошу теперь поехать, чтобы лично передать им подробности дела, очень для них важного.

Шепелев мысленно махнул рукой на дядю Квасова. Он отчасти уже собирался доказать названому дяде на деле свою самостоятельность и желание начать жить своим разумом. Он согласился, и они поехали.

Через полчаса кучер Пассека остановился у большого дома банкира Кнутсена, помещавшегося на самом углу Невского проспекта и Большой Морской, рядом со старым Зимним дворцом, который выходил углом к Полицейскому мосту.

Когда оба они входили по лестнице, то издали уже слышен был веселый гул голосов.

– Агафон! Все господа дома? – спросил Пассек показавшегося старика лакея.

– Все-с. Пожалуйте! – сказал тот, снимая шубы с гостей. – И хорошее дело, что вы прибыли, Петр Богданович. Безобразничанью помешаете.

– А что? – усмехнулся Пассек.

– А вот войдите, увидите. Ноги ломать себе хочет Григорий Григорьевич. Да и махонького Владимира-то Григорьевича искалечит. Уж его-то бы не трогали. Сейчас вот через полдюжины стульев выдумали прыгать… мало, вишь, трех…