Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

«Стоять за венетом» пришлось целых три недели. Рудзини был одним из тех, которые торопили Возницына с окончанием дела; теперь он сам оказался причиной задержки, когда у других, в том числе и у русских, дела были кончены. Польский посол сговорился с турками скорее всех; с двух съездов согласился на условия, с точки зрения Возницына, крайне невыгодные. У цесарцев после многих конференций договор был также готов. У венецианцев встретились непреодолимые затруднения. Как припомним, главные приобретения Венеции были в Морее и Далмации — они и должны были остаться за нею на основании «фундамента» «uti possidetis». Но уступка венецианцам этих завоеваний влекла за собой в обоих случаях осложнения. Уступка Мореи вызывала вопрос о Коринфском, или, как он тогда назывался, Лепантском, заливе. Его южный (Морейский) берег отходил к Венеции, его северный (Ахейский) — оставался за Турцией. Между тем на северном берегу венецианцы владели крепостью Лепанто и небольшим замком Румелин[1343]

, расположенным при самом входе в Коринфский залив и совершенно запиравшим этот вход, в случае войны, для турецкого судоходства. Поэтому турки требовали очищения венецианцами Лепанто и срытия Румелина. Спорным пунктом была также крепость Превеза с гаванью на Акарнанском берегу[1344]

. Осложнение в Далмации заключалось в том, что турки, уступая ее венецианцам, требовали оставления себе некоторой территории для сообщения с оставшимся под их властью приморским городом Рагузой, и эта полоса, пролегая через середину Далмации, разделяла ее поперек на две, лишенные между собой сообщения, части: «просят у них (венециан) второй части Далмации, — как, сетуя, говорил Рудзини Возницыну, — а первую и третью оставляют им… из самой той Далмации вынимают против Рагузы середку… И естли им то уступить, уж сухим путем из первой в третью ездить им будет невозможно, уж объезжать морем»[1345]

. Рудзини, не имея полномочий на такие уступки, не мог согласиться, отправил курьера в Венецию и ждал его возвращения, прося московского посла не оканчивать своего дела до возвращения курьера и жалуясь, что соглашение Возницына с турками поднимает их высокомерие и делает их неуступчивыми к венецианцам[1346]

. Возницын был прав, когда писал Петру, что у немцев с венетами тайная антипатия: медлительность Рудзини возбуждала большую досаду и негодование у цесарцев. 22 декабря граф Эттинген, посетив Возницына и разговорившись о делах, сказал, между прочим, что слышал о соглашении московского посла на перемирие с турками, и выразил свое одобрение: «И тот способ учинен зело добр». На заявления Возницына, что дело еще не кончено, потому что возникают трудности с турками, да вот еще и венет уговаривает не кончать дела, не дождавшись его, граф Эттинген по поводу венета посоветовал: «…чтоб он, московский посол, знал себя и своего разума держался, а таких бы (как венет) не слушал: не суть то друзи его царского величества, которые сие советуют»[1347]. В другой раз, 28 декабря, оба цесарца — граф Эттинген и граф Шлык, — приехав к Возницыну, говорили: «…ныне-де у всех союзных с турки есть сходство (соглашение), только-де стало за венетом, понеже с обеих сторон учинилась великая трудность и един другому отнюдь уступити не хочет… и Бог ведает, как то будет, понеже-де что уже турки последнее слово сказали, что болши с ним не хотят говорить и хотели, все дела брося, порвать и отъехать, а он-де и тогда ни малой уступки не учинил». Едва уж только они и посредники упросили отложить до 31 декабря. Вчера венецианский посол был у них, однако «по многом их увещании отнюдь никакого сходства не показует, и один-де, то видя, не знают, что делать… а им-де для венецийских прихотей впредь войну весть и такое христианское кровопролитие воздвигнуть кажется непристойно». Цесарцы просили Возницына, ссылаясь на дружбу его с венетом, повидаться с ним и повлиять на него в смысле склонения его к уступкам. Московский посол, благодаря за оказываемое ему доверие, счел, однако, уместным возвысить голос за союзника, указывал цесарцам на необходимость сообща поддержать Венецию. Турки, видя у других союзников склонность к миру, «напали неправедно и злобно на общего их союзника», которого они, союзники, по договорным обязательствам, a еще больше по обещанию государей своих не только не должны принуждать к убыточным для него уступкам, а, наоборот, должны защищать и «все стать при его пользе». С турками же надо держаться более твердого тона, отнюдь не просить их о мире, а принуждать их к миру: «Цесарские послы говорили: правда-де, что должно было так, только-де не обинуяся они сказывают, что им далее войны вести нечем, и ныне-де они принимают великие убытки, держат войска на зимовьях и платят им безпотребно; лучше бы де те денги в огонь были брошены, нежели в недельную потребу издержаны: не всяк-де так готов к войне, как его царское величество». Это был комплимент по адресу России. Свидание цесарцы закончили другим комплиментом: сказав при прощании, что едут по тому же венецианскому делу в Петервардейн к польскому послу, заявили, что заехали к нему, Возницыну, «прежде поляка и то… учинили, почитая честь великого государя»[1348].