Петр III

Наконец, и это самое главное, цареубийцы были уверены в том, что их преступление останется безнаказанным, если бы эта уверенность отсутствовала, то оно вряд ли было совершено. Скорее всего, императрица не давала прямых повелений убить супруга, но она могла воспользоваться множеством возможностей, чтобы дать знать цареубийцам, что она не будет осуждать преступление: для этого она могла воспользоваться, как отмечал еще А. И. Герцен, мимикой, жестами, наконец, молчанием как знаками согласия с выражениями соратников по перевороту: живой экс-император «для нас всех опасен», «чтоб он скорей с наших рук убрался» и др.

Манифест о кончине бывшего императора был опубликован 7 июля 1762 г. В нем, разумеется, ни слова не сказано о насильственной смерти, а изложена официальная, далекая от истины версия о ее причине: «В седьмой день после принятия нашего престола Всероссийского (то есть 5 июля. — Н. П.

) получили известие, что бывший император Петр Третий обыкновенным и часто случавшимся ему припадком геморроистическим впал в прежестокую колику. Чего ради, не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению ближнего своего, тот час повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следств из того приключений, опасных к здравию его и к скорому вспоможению врачеванием. Но к крайнему нашему прискорбию и смущению, вчерашнего вечера (то есть 6 июля. — Н. П.) получили мы другое, что он волею Всевышнего Бога скончался».

Нет надобности утруждать читателя доказательствами лживости манифеста, она очевидна и без них. Равным образом нет надобности утомлять читателя доказательствами того, когда наступила смерть Петр Федоровича, важно, что она была насильственной и что к ней, если не непосредственно, то косвенно оказалась причастной императрица.

Отмечу, в обстоятельствах смерти Петра Федоровича не все до конца выяснено, иногда свидетельства современников противоречат друг другу. Так, секретарь датского посольства Шумахер писал об убийстве Петра, состоявшемся 4, а не 6 июля, как сообщает манифест, а убийцей назван не Федор Барятинский, а швед Швановиц: «Сразу же после увоза этого слуги (Маслова. — Н. П.) один принявший русскую веру швед из бывшей лейб-кампании Швановиц? человек очень крупный и сильный, с помощью некоторых других людей жестоко задушили императора ружейным ремнем».

О заранее задуманном убийстве, а не возникшем споре свидетельствует также удаление из Ропши камер-лакея Петра Маслова. По свидетельству Шумахера, Маслов, вышедший в парк подышать свежим воздухом, по приказанию какого-то офицера был схвачен и отправлен неизвестно куда рано утром 4 июля. По версии Орлова, Маслов занемог и отправлен в столицу. Существует мнение, что убийцы императора стремились избавиться от лишнего свидетеля, но это утверждение обосновано логикой событий, а не фактами.

Клавдий Рюльер, начавший свое повествование о перевороте с заявления: «Я был свидетелем революции, низложившей с Российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку». В его сочинении много достоверного, но и немало сведений о событиях, свидетелем которых он не был и получил их из вторых рук. К ним, например, относится и реакция Екатерины на полученное письмо Алексея Орлова, извещавшее ее об убийстве Петра III: «Но что достоверно, это то, что в тот же день, когда оно (убийство. — Н. П.) произошло, императрица весело принималась за свой обед, когда вдруг вошел этот самый Орлов, растрепанный, весь в поту и пыли, с разодранной одеждой, с лицом взволнованным, выражавшим ужас и торопливость. При входе блестящие и смущенные глаза его встретились с глазами императрицы. Она встала, не говоря ни слова, прошла в кабинет, куда он за ней последовал, и через несколько минут приказала позвать туда графа Панина, уже назначенного министром.

Она сообщила ему, что император умер, и советовалась с ним о том, как объявить народу об этой смерти.

Панин посоветовал дать пройти ночи и распустить это известие на другой день, как будто оно было получено в продолжение ночи. Приняв этот совет, императрица возвратилась в столовую с прежним спокойным видом и так же весело продолжила свой обед.

На другой день, когда объявили о том, что Петр III умер от геморроидальной колики, она вышла, заливаясь слезами, и выразила горечь свою в особом манифесте».