Петр III

Приведенный текст является единственным описанием реакции Екатерины II на известие о смерти супруга. Оно свидетельствует, во-первых, о наличии у его автора литературного дарования передать напряженную атмосферу во дворце, обусловленную получением известия о случившемся. Во-вторых, текст Рюльера сообщает такие подробности об эпизоде появления Орлова во дворце и поведении императрицы, что они должны внушать читателю убежденность в том, что автор был очевидцем происходившего и его сведения абсолютно достоверны. Автор поведал читателю, что Орлов прибыл в столицу в изодранной одежде, «весь в поту и пыли» с взволнованным лицом, «выражавшим ужас и торопливость». Наконец, в-третьих, текст Рюльера создает у читателя представление о Екатерине как даме демонической, наделенной железными нервами, проявлявшей не только хладнокровие при получении известия о трагичном событии, но даже и «веселость».

Но в том-то и дело, что сообщенные Рюльером сведения являются абсолютно фантастическими, не внушающими никакого доверия. Доподлинно известно, что императрица узнала о смерти бывшего супруга не из личной беседы с Алексеем Орловым, а из его письма, доставленного в столицу курьером. Сам Орлов находился в это время в Ропше и поэтому его «блестящие и смущенные глаза» не могли встретиться «с глазами императрицы». Прочие детали об одежде Орлова и его душевном состоянии тоже являются плодом пылкого воображения Рюльера.

Если в распоряжении историков имеются источники, отклоняющие версию Рюльера о прибытии Орлова в столицу, то данных, освещающих реакцию императрицы на полученные известия о кончине императора, нет. Думается, однако, что заявление Рюльера о том, что Екатерина II, возвратившись из кабинета к обеденному столу, чтобы «весело» продолжить обед, является тоже вымыслом. Поэтому было бы справедливо полагать, что историкам ничего не известно о том, как она восприняла известие о кончине супруга. Можно лишь высказать догадку, что в эти минуты и часы императрица пребывала в плену противоречивых чувств. С одной стороны, в глубине души она была рада смерти бывшего супруга, поскольку она освобождала ее от хлопот о его содержании и избавляла от опасности, что он мог когда-либо предъявить претензии на престол. С другой стороны, она не сомневалась, что совершенный ею переворот значительно подмочил ее репутацию в глазах многих европейских дворов и общественного мнения. Известие о смерти Петра Федоровича не прибавит ей популярности. В-третьих, супруг отправился в лучший мир не в результате естественной, а насильственной смерти. Предстояло выпутываться из неприятной и сложной ситуации — изобрести такую причину кончины императора, которая выглядела бы правдоподобной и отклонила бы всякие подозрения в адрес Екатерины.

В сочинении Рюльера имеются как фантастические, так и достоверные сведения о личности императрицы. В распоряжении императрицы было два способа ослабить или устранить влияние сочинения Рюльера на свою репутацию. Один из них состоял в начале публичной полемики с автором «Истории и анекдотов революции в России в 1762 г.», если его сочинение будет опубликовано. Но этот способ борьбы с Рюльером был крайне рискованным, поскольку сомнения в некоторых пассажах автора не вызывали у скептиков сомнения, даже в тех случаях, когда будет доказана их лживость. А как быть с достоверными событиями, порицающими Екатерину?

Короче, полемика с Рюльером была отклонена. Тогда во дворе решили выкупить рукопись у автора, но он на это не согласился. В конце концов, договорились, что Рюльер за изрядную сумму воздержится от опубликования рукописи при своей жизни и жизни императрицы. Рюльер выполнил свое обещание — рукопись его наследники напечатали после смерти Екатерины, в 1797 г.

Преодолеть трудности, связанные с сочинением манифеста о смерти Петра Федоровича, так и не удалось. Он был обнародован 7 июля 1762 г. В нем, разумеется, ни слова о насильственной смерти Петра, а изложена далекая от истины версия. Отметим лишь одно: источники не подтверждают того, что император страдал припадками, если они и появились, то были связаны со стрессами, начавшимися после 28 июня.

Что касается изобретенной императрицей или кем-то из ее окружения официальной версии причины смерти, то Екатерина твердо ее придерживалась и повторила ее в письме к одному из первых своих фаворитов Станиславу Понятовскому, внеся в нее некоторые дополнения. Она писала ему: «Его свалил приступ геморроидальных колик вместе с приливами крови к мозгу; он был два дня в этом состоянии, за которыми последовала страшная слабость, и, несмотря на усиленную помощь докторов, он испустил дух, потребовав перед тем лютеранского священника. Я опасалась, не отравили ли его офицеры. Я велела его вскрыть, но вполне удостоверено, что не нашли ни малейшего следа отравления; он имел совершенно здоровый желудок, но умер он от воспаления в кишках и апоплексического удара. Его сердце было необычайно мало и совсем сморщено».