Петр III

Не будем подвергать критике содержание письма Екатерины к Понятовскому. Следует лишь отметить, что она не удержалась от лживого утверждения о том, что покойный перед кончиной велел позвать лютеранского священника. Такое не могло случиться, поскольку задушенный не располагал для этого ни малейшими возможностями.

Как ни пыталась императрица и ее сообщники по перевороту скрыть подлинную причину смерти Петра III, она все же вошла в список непроницаемых тайн. Найденный А. С. Мыльниковым в Стокгольмском архиве новый список воспоминаний Шумахера обнаружил осведомленность автора о причинах кончины Петра III: «Уверяют, что государственным советником доктором Крузе был приготовлен смертельный напиток, который он (Петр III. — Н. П.) не хотел употреблять». В опубликованном гамбургском варианте воспоминаний эта же мысль изложена более подробно: «Уверяют правдоподобно, что было испробовано также другое средство, чтобы сжить его со света, что, однако, сделать не удалось и что еще в числе прочего государственный советник доктор Крузе изготовил отравленное питье, которое император пить не хотел». В королевском архиве Швеции хранится сочинение под названием «Секретные известия о характере жизни и смерти Петра III», в котором есть фраза: «Петр был либо задушен, либо изведен ядом».

6 июля 1762 г. Екатерина обнародовала новый манифест, названный «Обстоятельный манифест о восшествии ее императорского величества на Всероссийский престол». Он отличается от предшествующего подобного документа от 28 июня прежде всего объемом и наличием аргументации при изложении пороков царствования супруга. Отметим, в «Обстоятельном манифесте» наряду со справедливыми упреками в адрес Петра III имеются и ложные, навеянные стремлением оправдать переворот. К ним, например, относится заявление о том, что Екатерина не имела «никогда ни намерения, ни желания таким образом воцариться, но согласилась занять трон по настоятельной просьбе присланных верноподданных от народа», хотя никаких присланных от народа не было и в помине. Однако к подобной риторике прибегали все императрицы, чьи права на трон были сомнительными.

Что касается прочих обвинений в адрес Петра III, то их отклонить невозможно. Невозможно, например, оспорить наличие у свергнутого императора «малости духа» к правлению столь великой империей, наличие «самовластия», необузданного добрыми и человеколюбивыми качествами, пренебрежительное отношение к лежавшей в гробу своей тетке, его благодетельнице.

Перечисление одних пороков, наличие которых подтверждается не только «Обстоятельным манифестом», но и прочими источниками, займет много места, поэтому ограничимся главными: преследование православной веры, выражавшееся в истреблении «страха Божия», в презрении законов о престолонаследии, когда в манифесте о своем восшествии на престол Петр III не назвал имя своего законного наследника Павла Петровича, в намерении заточить супругу в монастырь, в праздном времяпрепровождении и отсутствии забот об управлении государством, в намерении ликвидировать гвардейские полки. В результате неразумных мер императора Екатерина заявляла, «что она, видя отечество погибающее и себя самое с любезнейшим нашим наследником престола российского в гонении и почти крайнем отделении от своего дома решила лишить супруга трона».

Одно из важнейших отличий «Обстоятельного манифеста» от манифеста 28 июня состояло в наличии приложения, главная цель которого состояла в том, чтобы убедить подданных в том, что смена власти произошла «без пролития крови», и создать иллюзию, что Петр III сам признал свою несостоятельность как государя и добровольно уступил корону своей супруге. В письме об отречении Петра III так и написано: «…помыслив, и сам в себе беспристрастно и непринужденно, чрез сие же являю не токмо всему Российскому государству, но целому свету торжественно, что от правительства Российским государством на весь век мой отрекаюсь, не желая ни самодержавным, ниже иным каким-либо образом правительства во всю жизнь мою в Российском государстве владеть ниже оного когда-либо чрез какую-либо помощь себе искать, в чем клятву мою чистосердечную пред Богом и всецелом светом приношу нелицемерно».

Если бы акт отречения от престола ограничился приведенным выше обещанием более не претендовать на трон, то можно было бы признать, что автором акта был Петр III. Но в том-то и дело, что в документе есть фраза, унижающая императора, его признание, что «тяжесть и бремя силам моим несогласное, что ныне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было образом правительства владеть Российским государством».