Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Говорят, что во время беседы с Максом Неттлау Петр сказал, «ласково поглаживая свой револьвер»: «Если в России однажды вспыхнет революция, я вернусь и сразу же брошусь в нее». Так в 1919 году писал японский ученый Тацуо Морита, ссылаясь на Неттлау. За статью о Кропоткине, опубликованную в университетском научном журнале, доцент Морита тогда заплатил не ростом рейтинга в системе Хирша, а тремя месяцами тюрьмы и крупным штрафом[1134]. Но кое в чем он был неправ. Это выяснил китайский анархист (позднее знаменитый писатель) Ба Цзинь, готовивший перевод работ Кропоткина для издания его сочинений на китайском языке. Прочитав книгу Мориты, в 1928 году он написал старому Максу письмо. Неттлау ответил, что рассказывал о тренировках в стрельбе своего друга совсем «не этими словами»

[1135]. В ноябре 1905-го при встрече в Британском музее Кропоткин рассказал ему, что часами тренируется стрелять в тире, «чтобы попрактиковаться немного в стрельбе из винтовки, и был удовлетворен тем, что все еще мог попадать в цель»[1136]

.

Но винтовка пожилому анархисту так и не потребовалась. Его оружием в этой революции стали перо, бумага, типографский шрифт и гранки будущих номеров анархистской газеты…

* * *

В последние десятилетия XIX века старые друзья не раз сетовали, что Петр Алексеевич «отошел» от революционного движения в России, – вспоминал он в «Записках революционера». Но от чего именно? Того, прежнего, «землевольческого» и даже «народовольческого» движения уже не было: его участники погибли, мерзли в далекой Сибири или вынуждены были, как Кропоткин, укрыться в эмиграции. Кто-то вернулся к «цивильной» жизни. От русского бакунизма осталось лишь несколько ветеранов. Да и как мог медленно старевший, но по-прежнему бодрый изгнанник издалека повлиять на события, происходившие на другом конце континента?

Но все это не значило, что Кропоткин забыл о России. Все годы жизни в эмиграции он внимательно следил за тем, что там происходит. Он ждал – и дождался. Какой отрадой было для него наконец услышать анархистский голос молодого россиянина, пусть пока из эмиграции. В 1891 году, впервые с начала 1880-х, появляется анархистская группа, ориентированная на деятельность в России. Ее основателем был Александр Моисеевич Атабекян (1868–1933), уроженец города Шуша Елизаветпольской губернии, сын врача. Окончив реальное училище, в 1889 году Александр вместе с сестрой выехал в Швейцарию. Здесь он поступил на медицинский факультет Женевского университета. Сначала молодой студент присоединился к армянской социал-демократической группе «Гнчак», но, прочитав книгу Кропоткина «Речи бунтовщика», стал убежденным анархистом-коммунистом. В состав его группы, именовавшей себя «Кружок анархистов» и действовавшей в Женеве, входили студенты-медики Габриел Вахардян, Стоил Бойчев и Параскев Стоянов (1871–1940), в будущем – известный профессор, хирург и ученый. Двое армян и двое болгар, но все ориентированы на деятельность в России… Летом 1891-го Атабекян и Стоянов встретились в Лондоне с Кропоткиным. Состоялась долгая и обстоятельная беседа, а потом было плодотворное сотрудничество…

Атабекян и его единомышленники основали «Новую русскую типографию» в Женеве и успели издать несколько брошюр на русском языке: «Парижская коммуна и понятие государственности» Бакунина (1892), первую часть (примерно четверть книги) «Речей бунтовщика» Кропоткина (под названием «Распадение современного строя») (1893–1894, 1896), речь бакунистки Софьи Илларионовны Бардиной перед судом (1893). Были напечатаны также шесть анархических брошюр на армянском языке[1137].