Особенно активно магазины оказывались объектом национализации поздней осенью 1918 г. В определенной мере этому способствовал и опубликованный 24 ноября 1918 г. декрет СНК об организации снабжения[742]
. Трудно сказать, рассчитывали ли проводившие эту операцию органы городской власти на получение чисто материальных выгод. Как правило, акт о ликвидации той или иной торговой фирмы, магазина сопровождался лапидарной фразой: «Товара в магазине не оказалось»[743]. С другой стороны, если составить перечень товаров, которые в течение года должны были быть конфискованы, национализированы и нормированы, то трудно припомнить, какой из товаров мог оказаться пропущенным и что вообще могло находиться на складах и полках магазинов.Сколько всего было муниципализировано и национализировано или просто закрыто частных предприятий торговли, сказать затруднительно. Публиковавшиеся, далеко не ежедневно, адресные списки заведений, подлежащие указанным выше «преобразованиям», обычно включали не более десятка-другого, редко больше магазинов и лавок. Иначе и быть не могло. Для каждого конкретного случая составлялась специальная комиссия из представителей различных учреждений. Людей для подобного рода работы просто не хватало. Поэтому даже для попавших в эти списки заведений сроки их опечатывания, составления описей нередко переносились, а порой и совсем не составлялись. Не стоит поэтому удивляться, что летом 1920 г., по мнению городских властей, в городе было около 30 000 частных торговых заведений.
Под удар в 1918 г. попали не только магазины и лавки. 16 октября «прекратили свое существование все рестораны, столовые частных предпринимателей, закусочные и т. п. учреждения»[744]
. Летом же этого года городские и районные власти обрушили лавину постановлений на уличных торговцев. Если еще в мае 1918 г. было опубликовано специальное постановление, детально регламентирующее уличную торговлю[745], то несколько позднее стали выходить постановления о предстоящем запрете уличной торговли в одном за другим районах города. У нарушивших запрет торговцев товары подлежали конфискации, а после проведения этой процедуры они должны были обливаться керосином. С какой целью необходимо было фактически уничтожать товары в условиях товарного голода, не объяснялось. Впрочем, документы не сохранили ни одного факта непродуктивного расходования столь дефицитного товара, как керосин. Кроме того, на допустивших у своих домов торговлю дворников и домоуполномоченных должны были налагаться штрафы (суммы при этом не указывались). Чтобы пресечь саму возможность «стачки» ресторанов, кофейных и чайных (которым в начале августа 1918 г. было предписано получать продукты только от Продовольственной управы) с частными торговцами, власти запретили им приобретение нормированных продуктов у частных лиц. Нарушение запрета влекло наложение «по установлению ЧК» штрафа на администрацию или хозяев заведения в размере 100 тыс. руб. или тюремное заключение до 3 лет, или общественные работы на тот же срок[746].Понимание того, что совокупность нововведений отнюдь не порождает у большинства горожан радостного воодушевления, приводило к тому, что время от времени со стороны властей раздавались призывы, аналогичные тому, который за подписью заместителя комиссара финансов СКСО И. Пашкевича был распространен в сентябре 1918 г.: «Вступая в бой с капитализмом, Рабоче-Крестьянское Правительство в интересах трудящихся масс считает нужным во всех случаях ограничивать аппетит буржуазии, и трудовое население должно мириться с проистекающими отсюда некоторыми временными стеснениями и неудобствами. Мало того, для успешности этой борьбы сами трудящиеся должны идти навстречу соответствующим начинаниям Правительства».