Начальник Отдела управления С.Н. Равич подготовила соответствующий приказ: «1. Управлению Петроградской РабочеКрестьянской Советской Милиции 25 сего мая опечатать все частные магазины, рынки, мастерские отдельных кустарей, мелких промышленников, кустарно-кооперативных объединений, как производящих непосредственно торговлю своими изделиями, так и не производящих… не подлежат опечатыванию временно магазины цветочные и оптические… 3. Воспретить 25 мая в течение всего дня перевозку частных товаров из магазинов, рынков и мастерских»[768]
.По своим масштабам задуманная операция была колоссальной. С проведением ее у городских властей что-то не заладилось с самого начала. 4 июня С.Н. Равич пришлось выступить с объяснениями на заседании Большого Президиума. Ей дали недельный срок для завершения. Секретарь Исполкома Петросовета Д.А. Трилиссер разослал соответствующие телеграммы в районные комиссии по частной торговле[769]
. Весь июнь, судя по всему, подготовительные работы продолжались и, вероятно, не остались незамеченными со стороны предполагаемых объектов репрессалий. По крайней мере, собрание торговцев Кузнечного рынка решило пожертвовать в фонд «недели помощи Западному фронту» полмиллиона рублей. Когда все же приступили к закрытию рынков, остается неясным, так как 22 июля 1920 г. Большой Президиум вынес решение на обращение торговцев о возвращении им инвентаря и открытии вновь рынков: «Рынки должны быть закрыты»[770], но, по официальным сообщениям, сама операция началась лишь через неделю после этого решения.Дальнейшее развитие событий было логически объяснимым. 29 июля новый председатель Петрокоммуны А.С. Куклин заявил, что считает продовольственное положение города неустойчивым. Имеющихся продуктов хватит только до 2 августа, и поэтому хлебный паек будет сокращен, как и нормы отпуска обедов в коммунальных столовых[771]
.На следующий день Отдел управления приступил к закрытию всех магазинов, ларьков и частных мастерских. По словам С. Равич, для этого задействовали 17 000 человек (10 000 коммунистов, 3000 красноармейцев; кто были остальные 4000 – неясно). Задержанных торговцев отправляли в «распределительные карательные пункты».
Сама операция проводилась несколько дней. 2 августа Отдел управления провел специальное заседание «по разрешению вопроса о приемке запечатанного в магазинах товара и передаче его в учреждающиеся в настоящее время государственные магазины»[772]
. А уже 3 августа Исполком Петросовета принял постановление: «Восстановить нормы продовольственного пайка, существовавшие до 1 июля с. г.» Тем самым давалось понять, что власти достигли своих целей. В конце августа Равич на заседании Петросовета заявила: «Частная торговля более не существует. Тем не менее и в настоящее время наблюдается уличная торговля кучками. Борьба с этими последними попытками поручена исполкомам районных советов».Выступивший после нее представитель Петрокоммуны с гордостью сообщил о том, что «разгружено 5730 (sic!) магазинов», при этом (вероятно, к немалому изумлению присутствовавших) добавил: «…в закрытых лавках и на рынках обнаружено такое ничтожное количество продуктов, что смотреть на эти лавки и рынки как на серьезную подмогу продовольственного кризиса ни в коем случае нельзя»[773]
. Тем самым столь крупномасштабная операция и вовсе лишалась какого-либо смысла. Даже более простое дело, чем ликвидация «спекуляции и частной торговли» – проведение описи содержимого закрытых торговых заведений – затянулось как минимум до конца октября. Представить себе, что у каждого из нескольких тысяч закрытых заведений приставили круглосуточную охрану, невозможно. Борьба же с «последними попытками» оказалась еще более трудной. Большой Президиум 4 декабря 1920 г. в очередной раз предложил Отделу управления «периодически производить облавы и энергично бороться со спекуляцией»[774]. Наличие диссонанса между «периодичностью» и «энергичностью» в Большом Президиуме определенно не улавливали.Настойчивое стремление городских властей ликвидировать рынки и уличную торговлю вызывалось не только необходимостью воспрепятствовать широко распространенным хищениям на фабриках и заводах, из государственных распределительных пунктов и складов, на железной дороге. Определенно, это стремление обусловливалось и желанием устранить тот слишком неприятный для властей контраст между становящимися все более скудными муниципальными обедами и пайками – с одной стороны, и довольно бойкой торговлей на рынках и улицах – с другой. Содержание корзинки разносчика или лотка рыночного торговца пусть частично, но вступало в противоречие с постоянными сетованиями городских властей на сложности с общей экономической ситуацией и волей-неволей ставило под вопрос их расторопность в деле снабжения городского населения.