С другой стороны, в рабочей среде получали поддержку предложения о ликвидации контроля и возвращении к прежней системе управления. Несомненно, это в значительной мере оформлялось политическими доктринами социалистов. Последнее обстоятельство иногда смущает историка, который видит здесь скорее инициативу верхов, чем желание низов. Дело было сложнее. Отмена контроля тут все же побочное требование. Определяющим стало общее тяготение к прежнему бытовому укладу, к той сытости и достатку, которые, даже будучи скромными, разительно отличались от всего, с чем столкнулись рабочие в 1918 г. И это настроение охватило многих, отсюда и та терпимость, с которой выслушивались рабочими возражения против контроля. В полемике по этому вопросу оппозиция избегала обсуждения политических аспектов. Спор имел несколько «технократический» оттенок. «Заберут фабрики, исковеркают и оставят рабочих голодными», «когда у нас велась эвакуация, все было бестолково, а когда сдали буржую или подрядчику, дело пошло великолепно», «рабочему контролю мы в значительной мере обязаны тем, что в промышленности анархия, что разрушены многие предприятия» – подобным простым и «доходчивым» языком объясняли свое неприятие контроля ораторы на рабочих собраниях и конференциях[844]
. Памятуя об «антибуржуазном» синдроме у рабочих и не только у них, социалисты предложили заменить рабочий контроль государственным – этим, помимо другого, отметались и слухи о передаче предприятий их бывшим хозяевам. На заседании Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда 22 марта 1918 года было даже заявлено, что «рабочий контроль, кроме всего прочего, воспитывает собственнические инстинкты в рабочей среде»[845].Выступления против контроля охватили лишь небольшую часть рабочих. Но они показательны. Они означали эрозию того «классового» сознания масс, для которого было привычно тяготение к радикальным решениям и которое было пронизано антибуржуазным, эгалитарным духом. Настрой 1917 года постепенно уходил, оставляя после себя озлобленность, вспышки протеста и, разумеется, забастовки.
Чрезвычайное собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда – один из наиболее ярких символов послереволюционного времени. Идея собрания возникла как естественное следствие двух тенденций, наиболее явно обозначившихся к марту 1918 г. Первая – это усиление «беспартийных» настроений, обычных для рабочей среды, но именно к весне 1918 г. приобретших отчетливую антибольшевистскую окраску. «Мы привыкли слышать на петроградских заводах много беспартийных, которые разно объясняют свою беспартийность», – это явление, отмеченное на 5-м Губернском съезде Советов[846]
, в те дни было особенно заметным, оно наблюдалось даже в прокоммунистических общественных союзах[847]. Мемуаристу В. Мещерскому запомнились разговоры на Путиловском заводе о том, что «мы против всяких партий», «должна быть одна партия, объединяющая рабочих»[848]. И это подтверждается протоколом общезаводского собрания 6 марта 1918 г., на котором один из ораторов призвал создать Петроградский Совет «исключительно из самих рабочих»[849].Вторая тенденция – это растущее разочарование рабочих в Советах и их попытки создать независимые профессиональные организации, противостоящие как Советам, так и профсоюзам, – некую параллель городским структурам власти. Несомненно, инициатива здесь принадлежала социалистам[850]
, но это встретило живейшее сочувствие и у многих рабочих. Совмещение этих двух тенденций – тяги к беспартийности, оппозиционной в своей основе, и стремления к профессиональной независимости, и породило политический феномен весны 1918 г. – беспартийные конференции. Одна из них была тогда проведена по инициативе социалистов в Рождественском районе[851]. Большевикам с трудом удалось повернуть ее русло в нужную сторону, и это в дальнейшем определило их тактику по отношению к «беспартийным» экспериментам.Уже первые заседания Собрания Уполномоченных представляют значительный интерес для анализа политической психологии петроградских рабочих. Политические оценки достаточно однообразны: «…из-за расчетов и вычетов добавочных сумм среди рабочих царит бурное противобольшевистское настроение» (Трубочный завод), «…рабочие кричат: „Долой большевиков!“» («Старый Лесснер»), «…на заводе заметен перелом в настроении рабочих <…> рабочим кажется, что все гибнет» (завод Речкина), «…к большевикам настроение явно враждебное», «…рабочие разуверились в партиях» (Невский судостроительный завод), «… политическое настроение резко изменилось», «…большевиков бойкотируют, о социалистической республике больше не говорят» (паровозные мастерские Николаевской железной дороги), «…рабочие интересуются, почему комиссары уехали, а они не могут. Говорили даже о взрыве поездов» (Ижорский завод), «… настроение против большевиков растет» (Обуховский завод)[852]
.