Политики здесь мало, но критика представителей власти заметно усилилась. Этой волне уже невозможно противостоять отговорками и агитками случайных ораторов на собраниях. Президиум Петроградского губкома Всероссийского Союза рабочих металлистов (ВСРМ) был вынужден в середине февраля пойти на переговоры с представителями ряда заводов, в частности Балтийского и Кабельного. Здесь руководители Союза не столько шли на уступки, сколько терпеливо разъясняли их невозможность. Но рабочие смелеют: говорят уже не только о перевыборах Советов, но и об арестах ЧК за критику и даже требуют от чекистов отчета в их действиях[1031]
. Весомых результатов от этих встреч нет. Примирение, которого, казалось, удалось тут достигнуть, было кратким.Все пришло в движение – оппозиционный настрой одновременно начинает проявляться во многих местах. Экономическое отделяется от политического почти незримой чертой. На заводе «Тюдор» 9 февраля 1921 г. один из выступающих без обиняков заявляет: «Во всем виновата власть, сваливающая все… на эсеров и меньшевиков <…> не следовало бы пускать в ход новые заводы, открывать на полмесяца мартеновские цехи и кричать об этих… дутых победах труда»[1032]
. На 2-м хлебозаводе 19 февраля отклоняют резолюцию, излагающую по агитационным рецептам причины топливного кризиса в стране[1033]. Даже традиционная опора власти – местная профсоюзная верхушка и коммунистические ячейки – начинают испытывать на себе давление масс и отвечают на это молчанием, апатией, характерными уклонениями. «Для того чтобы завертелись наши фабрики, нужно поставить людей дела во главе нашего текстильного хозяйства <… > у нас много хозяев, зато порядка нет <… > нужно поставить одного хозяина опытного, практичного и энергичного работника… прибегнуть к помощи посредников по доставке сырья и топлива», – постановление со столь необычными формулировками принято на Выборгской бумагопрядильной фабрике 8 февраля не возбужденной толпой доведенных до отчаяния рабочих, а собранием фабкома совместно с администрацией и коллективом РКП(б)[1034].Забастовки с каждым днем февраля становятся более мощными, невзирая на публично выраженную уверенность властей в том, что «эсеры не наживутся». 15 февраля бастует половина рабочих «Скорохода»[1035]
. Их примеру вскоре следуют подносчики и подвозчики Путиловского завода[1036]. «К двадцатым числам февраля движение приняло форму всеобщей забастовки», – вспоминал находившийся в эти дни в Петрограде лидер меньшевиков Ф. Дан[1037]. Центр волнения – Трубочный завод. Тут уже давно не работают, едва ли не каждый день митингуют, принимают резолюции и несут их на соседние заводы. И откликаются голодные, уставшие от всяческих передряг рабочие: где-то стихийным собранием, где-то оппозиционной декларацией, где-то частичной остановкой цехов. Власти решили покончить с этим разом – локаутом, из предосторожности именуемым тогда «перерегистрацией». 24 февраля Трубочный завод был остановлен – утром огромная толпа рабочих оказалась перед закрытыми воротами. И произошел взрыв.Взрыв
Трубочники сразу же обратились за поддержкой к фабрике Лаферм и, соединившись с ее рабочими, двинулись к Балтийскому заводу. Здесь тотчас бросили работу. Косая линия Васильевского острова оказалась затопленной огромной массой людей. Быстро появились плакаты. Люди устремились на Большой проспект, сметая на пути немногочисленные кордоны. Были вызваны курсанты, которым с трудом удалось блокировать демонстрацию. Предупредительными выстрелами толпа была вскоре рассеяна. Мгновенно по городу распространились слухи о расстрелах на Васильевском острове[1038]
.Группы рабочих, либо участвовавших в демонстрации, либо узнавших о ней позднее, пошли на фабрики и заводы. Уже утром 24 февраля стачка охватила Путиловскую верфь; ее рабочие смогли увлечь за собой и часть людей в цехах Путиловского завода[1039]
.25 февраля к забастовке примкнули заводы Арсенал, Розенкранц, Балтийский, Кабельный, Механический, Экспедиция заготовления государственных бумаг, фабрики Лаферм, Печаткина, Брусницына[1040]
. 26 февраля остановились Невские бумагопрядильная и ниточная фабрики, «Скороход» и частично Обуховский завод, а 27 февраля – Новое и Старое Адмиралтейство[1041].Стачечное движение представляло тогда необычайно пеструю картину. И после событий 24 февраля забастовки, как правило, продолжали нести на себе отпечаток того глухого брожения, которое им предшествовало. Особый термин «волынка», отнесенный меньшевиками к роду идеологической ретуши[1042]
, на самом деле отражал своеобразный характер остановки работ в конце февраля. В «чистом» виде забастовка встречается нечасто.Преимущественно она имеет оттенок половинчатости, компромисса. С завода уходила только часть людей, практиковался неполный рабочий день. Это было как бы продолжением ситуации начала февраля. Первоначально сохранялась даже умеренность требований, и лишь затем они стали более радикальными – в основном за счет «живой связи» между рабочими[1043]
.