Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны

Практика неформального суда с ужасом воспринималась профессиональными служителями права. «Газеты запестрели примерами фантастических приговоров, с восторгом указывая, как удачно избираются наказания при содействии „революционной совести“, – вспоминал один из петроградских юристов. – Запомнился случай, когда красноармеец, судившийся за взятку в 40 рублей, полученную за неправильную посадку в вагон на Николаевском вокзале, был приговорен к расстрелу и расстрелян»[1072]. Бывали, конечно, случаи и мягких приговоров. Например, на заседании временного революционного суда Выборгского района в ноябре 1917 г. разбиралось дело милиционера, который в пьяном виде начал беспорядочно палить из винтовки. Объяснение самого милиционера было кратким: «Товарищи, был очень пьян, может быть, и стрелял, не знаю…» Выступившие на суде обвинители указали на то, какие тяжкие последствия мог бы иметь этот проступок. Добровольный же защитник резонно заметил, что «такое несчастье может со многими случиться», и предложил освободить обвиняемого, исключив его из милиции. Это решение покрылось возгласами одобрения всего зала[1073]

.

Характерной особенностью нового суда был строго классовый подход к обвиняемому. Так, представитель одного из народных судов Нарвского района, рабочий Путиловского завода В. Алексеев, за одни и те же преступления осуждал «трудящихся и эксплуататоров» по-разному. Объявляя приговор, он разъяснял, что «буржую не прощается то, что может быть прощено неграмотному рабочему»[1074].

Одновременно с народными судами, разбиравшими уголовные дела, декрет Совнаркома от 22 ноября 1917 г. учредил «революционные трибуналы», специально занимавшиеся политическими делами о «контрреволюционерах». Методы их деятельности очень ярко охарактеризовал Н.В. Крыленко, возглавлявший в Народном комиссариате юстиции отдел «исключительных судов». В апреле 1918 г. он говорил: «Трибунал – это не суд, в котором должны возродиться юридические тонкости и хитросплетения; трибунал – орудие политической борьбы…» В качестве критерия оценки трибуналом меры преступления он предлагал следующий прецедент: «Я приведу три примера, с которыми мне пришлось столкнуться в Смольном, в штабе революционного комитета, вскоре после Октябрьских дней. Я приведу их, чтобы показать ту единственную мерку, с которой мы подходим сейчас к оценке всякого явления. Ночью в Смольный доставили трех арестованных: один был солдат, схваченный при продаже своей винтовки, другой – офицер, пытавшийся перекупить ее, а третий – меньшевик-агитатор. Первого было решено отпустить, второго арестовать; но со всей беспощадностью поступили с агитатором, который на заводе выступал против Советской власти»[1075]

.

Эти слова звучат в унисон с высказыванием Ф.Э. Дзержинского, который в декабре 1917 г. в Петрограде выступал на заседании Совнаркома по вопросу о создании ВЧК. «Не думайте, что я ищу форм революционной юстиции, – сказал он, – юстиция сейчас нам не нужна… Я требую организации революционной расправы над деятелями контрреволюции»[1076].

Петроградский революционный трибунал был организован в конце 1917 г. (в доме великого князя Николая Николаевича на Петровской набережной у Троицкого моста) под председательством И.П. Жукова и А.В. Галкина. При трибунале существовала следственная комиссия, производившая обыски, аресты и готовившая обвинительный материал[1077]

. В этот начальный период деятельности ВЧК и ревтрибуналов, то есть до сентября 1918 г., по данным самой ЧК, в Петрограде было расстреляно около 300 человек. Подлинное число казненных неизвестно. Сведения о репрессиях в это время не публиковались, напротив, власти уверяли всех в своих миролюбивых намерениях. Однако, если верить Л.Д. Троцкому, «это был период, когда Ленин при каждом подходящем случае вколачивал мысль о неизбежности террора»[1078]. Выступивший в январе 1918 г. на III Всероссийском съезде Советов председатель Петроградского Совета Г.Е. Зиновьев также настаивал на необходимости террора: «…потому-то и погибла Парижская Коммуна, что она слишком либерально обходилась со своими противниками»[1079]

. Даже если подвергнуть сомнению утверждение Троцкого, все же останется бесспорный факт, что после того, как 20 июня 1918 г. в Петрограде был убит комиссар печати, агитации и пропаганды М.М. Володарский, В.И. Ленин письменно потребовал, чтобы петроградское руководство прислушалось к якобы имевшему место настойчивому желанию рабочих начать террор. Он призвал «поощрять энергию и массовидность террора»[1080]. Хотя в это время террор так и не был начат, к середине августа в петроградских газетах появились статьи, в которых террор расценивался как «неизбежная составная часть революции»[1081].