Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны

В их создании участвовали как известные мастера, так и начинающие художники и непрофессионалы. Художник А.Н. Самохвалов, учившийся в 1917 г. в Академии художеств в Петрограде, вспоминал: «К нам в Академию являлись рабочие с заводов и фабрик и приносили тексты лозунгов и красную материю. Мы писали эти лозунги, стараясь украсить их эмблемами производства: наковальнями, шестернями, молотами, серпами и так далее»[1261]

. На рабочих знаменах изображались аллегорические фигуры, заключавшие в себе образы нового революционно-демократического сознания. Знамена представляли собой большие полотнища ткани с выполненными масляной краской или вышитыми изображениями и надписями. Они, как правило, имели традиционную для России форму хоругви с фестонами, украшенной кистями, бахромой, бантами и лентами[1262]

. Позднее на место хоругви приходит флаг прямоугольной формы, характерной для военных знамен.

Создавались и малые формы революционного искусства: художественные открытки, жетоны, медали и др. Появились первые опыты театрализованных художественно-музыкальных статических представлений в духе символических «живых картин». Наиболее впечатляющими по глубине эмоционального воздействия явились массовые демонстрации и празднества. В Петрограде самые многолюдные и красочные из них состоялись 22 марта (похороны жертв революции на Марсовом поле), 18 апреля (праздник 1 Мая) и 29 июня (праздник «Займа свободы» на ипподроме)[1263]

. Особенно запечатлелся в памяти современников день похорон жертв революции. «Петроград за все свое существование никогда не видел такого зрелища. То, во что вылились национальные похороны жертв революции, превзошло всякие ожидания», – отмечал один из них. «В воздухе колыхались сотни причудливых знамен, красных, черных, белых с эмблематическими рисунками и надписями», – писал другой[1264]

. По общему впечатлению, почти весь город вышел на проводы погибших. Здесь же, на Марсовом поле, было начато сооружение первого в истории России временного революционного монумента на могилах жертв революции по проекту архитектора Л.В. Руднева – ступенчатых гранитных пирамид из камней, оставшихся от старой набережной.

Первое легальное празднование 1 Мая (18 апреля по старому стилю), который был объявлен «общенародным праздником», также вывело на улицы Петрограда множество его жителей. «…Весь город от мала до велика, если был не на митингах, то был на улицах <…>, – вспоминал журналист Н.Н. Суханов. – Весь Невский, на всем протяжении, был запружен толпой… Толпа стояла на тротуарах и на мостовой… Никто никуда не спешил; никто не вышел сюда ни за делом, ни для официального торжества. Но все праздновали, и все впервые вышли сюда – на люди, в толпу, на улицу своего города – со своим праздником… Это был совсем новый, еще не виданный Невский, завоеванный народом и превращенный им в свой домашний очаг»[1265].

После октября 1917 г. все основные виды нового массового искусства продолжали развиваться, но их содержание, смысл, символика и средства художественного выражения претерпели значительные изменения. В процесс создания массовых форм агитационного искусства были вовлечены молодые художники, отвергнутые ранее представители «левого» искусства, которые отождествили свой «революционный» поиск новых форм в творчестве со строительством новых форм жизни. Они превратили улицы и площади города в творческую лабораторию, сделали попытку стереть грань между искусством и жизнью. Специфический отпечаток на весь процесс творчества в эти годы накладывала романтическая, полурелигиозная вера в неизбежность торжества социального добра и справедливости. Непосредственный участник этого процесса, художественный критик и искусствовед Я.А. Тугендхольд писал: «То были годы подлинной бури и натиска <…>, когда художественная молодежь, еще вчера отверженная и безработная, вышла из подполья, очутилась на гребне волны, получила в свое полное распоряжение улицы и площади городов. То были годы, когда перед нашим искусством, еще вчера келейным и комнатным, взвилась гордая и смелая мечта преобразить самый лик жизни, прыгнуть в будущее, в царство Коммуны… То были годы, когда вопреки блокаде, нищете и голоду казалось, что искусство тотчас же сможет приступить к созданию новой среды, новой жизненной обстановки, к новому оформлению всего быта»[1266].