Пять лет рядом с президентом

Из огромных, во всю стену, окон приемной Ельцина, где мы с Виктором Кисиным – депутатом и министром промышленности РСФСР (до этого он работал на автомобильном заводе им. Лихачева – ЗИЛе) обсуждали возможность привлечения для обороны рабочих с завода, хорошо просматривалась вся площадь перед набережной. Ситуация заметно менялась, усложнялась и накалялась. Всё больше и больше народа окружало танки. Казалось, не танки могут раздавать люди, а наоборот – люди готовы были раздавать танки. Обстановка становилась взрывоопасной. Каждую минуту могла начаться стрельба. Борис Николаевич принял решение выйти к москвичам и солдатам.

– Я не могу на это спокойно смотреть, пойдемте! – сказал он, выходя из своего кабинета. По-моему, рядом были Кобец, Бурбулис, Суханов и еще кто-то.

По лестнице, ведущей к Краснопресненской набережной, мы быстро спустились вниз. Там уже собрались сотни москвичей. Мне и Кисину демонстранты тотчас помогли взобраться на головной танк. Когда Ельцин поднимался на танк, он невольно тихо вскрикнул, лицо перекосилось от боли – очевидно, дала о себе знать травма позвоночника, который нельзя было тревожить после сложной операции.

Кроме Александра Коржакова, Виктора Золотова и других сотрудников охраны на танке уже были Геннадий Бурбулис, министр природопользования и охраны окружающей среды СССР Николай Воронцов, генерал-полковник Константин Кобец.

Борис Ельцин за руку поздоровался с танкистами. Мне показалось, что в толпе рядом с танком мелькнула фигура Андрея Грачева, последнего пресс-секретаря Горбачёва.

Затем пассионарный Ельцин зачитал обращение «К гражданам России». Журналисты и телерепортеры ловили и записывали каждое слово, каждое мгновение происходящего. Защитники Белого дома одобрительно гудели и аплодировали. Это были исторические кадры, которые обошли все телеэкраны мира и стали одной из визитных карточек уходящего ХХ века. Все мы были свидетелями геополитических событий, которые вошли не только в российскую, но и мировую историю.

В тот момент у нас не было чувства страха, тревоги или опасности. Все стоявшие на танке были едины и думали об одном: подать пример, не дрогнуть, убедить народ в правоте нашего дела защиты демократии и свободы. Обращение, зачитанное Ельциным, явилось тем импульсом, который придал силы и нам, и людям, которые вышли на защиту Белого дома. Подействовало оно и на военных.

После президента с брони танка № 110 Таманской дивизии выступил фактически министр обороны РСФСР, один из будущих главных организаторов обороны Дома правительства генерал-полковник Константин Иванович Кобец.

Выйдя к войскам, которые были основным рычагом переворота, Борис Николаевич, бесспорно, совершил мужественный поступок. Одни его любили, другие люто ненавидели. И среди вооруженных людей, которых было много вокруг, могли быть не один и не двое тех, кто хотел бы нажать на курок автомата или пистолета. Ельцин это прекрасно понимал и все-таки вышел им навстречу.

– Так было надо, – сказал он потом, вернувшись в Дом правительства и вытирая холодный пот со лба. – Думаете, мне не было страшно? Конечно страшно…

Конечно, основные, решающие события 19–22 августа происходили именно в Москве, но немаловажную роль играла борьба между путчистами и демократическими силами в регионах, особенно в Ленинграде, где Анатолий Собчак, по моему убеждению, сыграл очень важную роль.

Утром 19 августа по ленинградскому радио и телевидению передавались не только обращение ГКЧП к советскому народу, но и обращение генерал-полковника Виктор Самсонова, командующего Ленинградским военным округом, которого ГКЧП назначил военным комендантом Ленинграда.

Самсонов заявил о введении в городе и на прилегающих территориях чрезвычайного положения. Объявил также о создании в городе комитета по ЧП, в который, в частности, был включен первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Борис Гидаспов. Комендантский час ленинградцы соблюдать отказались, а местный ГКЧП с Гидасповым послали по соответствующему адресу.

Здание Ленсовета с 19 августа превратилось в штаб противодействия путчу, а Исаакиевская площадь перед ним – в место постоянного стихийного митинга. На площади были установлены мегафоны, передававшие последние сводки о событиях и выступления с заседания президиума Ленсовета, открывшегося в 10 часов. Площадь и прилегающие к Мариинскому дворцу улицы, а также улицы у телецентра покрылись импровизированными баррикадами.

Анатолий Александрович рассказывал мне, что сразу по прибытии в Ленинград отправился не в Мариинский дворец, как ожидалось, а в штаб генерала Самсонова, где он вполне мог быть арестован. Собчак буквально наорал на генерала в его же собственном кабинете и убедил его воздержаться от ввода войск в город. Только после этого мужественного поступка он приехал в Мариинский дворец и выступил на чрезвычайной сессии Ленсовета, а позже обратился к горожанам по телевидению.