Пять портретов (Повести о русских композиторах)

Говорят, длинна жизнь… Но что такое девять десятков лет? Ах, как бы ни была длинна, её уже не осталось, и как ни скучен и пуст нынешний свет, покидать его страшно. Вот и последний бал становится воспоминанием. Жизнь кончается, убывает; давно уже нет в ней никаких неожиданностей. Ночь будет долга, а утро туманно и призрачно. Одни только воспоминания поддерживают скудеющую жизнь.

И графиня запела про себя песенку былых времён. Чайковский выбрал для этого арию из оперы Гретри[83] «Ричард Львиное сердце». Композитор сильно изменил её: тональность мрачнее, напев медлительнее. Середину графиня совсем забыла. Здесь была слышна не французская ария, а исповедь старого сердца. Всё слабее звучала она, всё прерывистее; казалось, мелодия теряется, иссякает, как маленький ручеёк. Сама жизнь прерывалась, иссякала, истаивала в последнем признании.

Бедная старуха! Она боялась умереть в постели, жалела, что не будет в её жизни ничего больше неожиданного. Но её песенка не иссякла, а резко оборвалась.

V. История Лизы

«Жизнь мне лишь радость сулила…»

«Пиковая дама», ария Лизы

1

Да, так светло началась жизнь внучки (или правнучки) старой графини. Лиза была примечательная девушка; неудивительно, что она пленила нашего героя.

С трогательной сироткой пушкинской повести у неё не было ничего сходного, кроме имени и возраста. Её положение в свете было совсем другое: не бедная воспитанница, взятая в дом из милости, а богатая наследница. Она была куда благополучнее скромной Лизаветы Ивановны, которую описал Пушкин. Но в дальнейшем судьба, довольно милостивая к бедной воспитаннице, повела юную графиню иным путём. Лизавета Ивановна, после кончины её благодетельницы, вышла замуж за очень любезного и порядочного молодого человека и, как видно, избавилась от нужды: взяла даже к себе в дом бедную родственницу. Что же касается Лизы, о которой рассказано в музыке… Но не станем забегать вперёд.

В свете молодая графиня отличалась от своих подруг: была молчаливее, сдержаннее, прекраснее… Говорили, что она очень похожа на свою бабку, какою та была в молодости…

Родители Лизы давно умерли. Братьев и сестёр у неё не было; из подруг одна лишь княжна Полина была ей ближе других.

Пришло время, и молодой князь Елецкий попросил руки Лизы. Она дала согласие. В то же время она не могла всем сердцем полюбить своего жениха, хотя и уверяла себя, что он достоин лучшей невесты. Она не могла полюбить его, потому что князь Елецкий, как она думала, не нуждается в любви: слишком легко и привольно текла его жизнь. Для него, баловня судьбы, любовь могла стать только ещё одной радостью — в дополнение ко всем прочим.

Совсем не таким воображала она своего избранника. Он должен быть рождён для великих дел. Судьба его преследует, он несчастлив. Как много может сделать для него любящая подруга! Пробудить новые силы, ободрить, даже спасти — от опасности и внутреннего разлада. Это под силу женщине решительной, храброй.

Лиза верила, что способна на такую деятельную любовь. В этом было её единственное честолюбие.

Подобные рассуждения часто встречались в романах и могли бы показаться пошлыми. Но в том-то и дело, что чувства Лизы и её душевная сила были подлинные. Она и впрямь могла бы стать опорой для Германа. Ни мысль о неравенстве их положения, ни слово, данное другому, не остановило её. Даже узнав о катастрофе, Лиза и тут не оставила Германа, готовая до конца разделить его участь. Но хаос и мрак, в котором пребывала душа её возлюбленного, — в этом страшном мире не было места для женщины, даже любящей и отважной. И жизнь потеряла для неё всякий смысл.

2

«…В вашем творчестве вы всегда были певцом Женщины, её рыцарем и другом. И женщины всегда были благодарны вам» — так было написано в адресе, преподнесённом Чайковскому в одном небольшом городе.

Его чуть покоробило от громкости этих слов, но в них была правда. Женщины любили его и доверяли ему, как брату.

«…Мы не станем говорить о прообразах — это нескромно, — говорил сочинитель адреса, он же участник квартета, — но нет сомнения, что они живут в ваших творениях.

…Голос женщины слышится не только в ваших операх, — не менее царственно раздаётся он и в симфониях, во всех темах любви, радостной и печальной.

…И среди этих звучаний раздаются чистые голоса девушек, только начавших жить…».

Ещё говорилось о песне жаворонка, о подснежниках и фиалках в ранней траве.

Не было только сказано, что композитор жалеет этих девушек, как бы предчувствуя их преждевременные горести.

Аврора, Одетта[84], Миранда[85] — даже их, сказочных и далёких, он наделял чертами своих современниц. Что же сказать о русской девушке Лизе, которую он так хорошо знал?

…Лет восемь назад он написал скромную фортепьянную пьесу. Она вряд ли годилась для концертного исполнения, но в ней было что-то простодушное, какое-то ощущение мимолётной юности.