«Пятая колонна» и Николай II

Рузский был озадачен. Переслал эту информацию Алексееву. Тот тоже всполошился. Потребовал немедленно будить царя (перед этим почти не спавшего две ночи). Ему объяснили, что делать этого не стоит, в 10 часов все равно назначен доклад Рузского у государя. Тогда начальник штаба Ставки предпринял собственные шаги. Открыто нарушил свой долг, разослал запрос командующим фронтами — высказаться об отречении. Составлен он был таким образом, что ответ подразумевался однозначный: ради спасения страны и армии царь должен пожертвовать своей властью.

Великий князь Николай Николаевич изменил еще раньше. Узнав о событиях в Петрограде, он поручил городскому голове Тифлиса Хатисову со штабными офицерами объехать казармы и объявить: великий князь «на стороне нового порядка». При этом вспомнил недавний разговор, когда ему предлагали возглавить переворот. Сказал: «Вот теперь я был бы согласен». Но было уже поздно. Заговорщики делали другую ставку — государь должен отречься в пользу сына при регентстве своего брата Михаила Александровича. Он был хорошим и честным военным, но политики никогда не касался. Значит, его можно было оттереть и управлять государством от имени Алексея…

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом Брусилов также сочувствовал оппозиции, поддержал Алексеева. Главнокомандующий Румынским фронтом Сахаров назвал Думу «разбойной кучкой людей», которая «предательски воспользовалась удобной минутой для своих преступных целей», но признавал, что ради победы над внешним врагом надо соглашаться. Главнокомандующий Западным фронтом Эверт не хотел отвечать, но его уговорили из корпоративной солидарности. Присоединился командующий Балтийским флотом Непенин. Командующий Черноморским флотом Колчак отвечать на телеграмму не стал.

Рузский утром доложил царю новые требования Родзянко. А потом принес поступившие телеграммы военачальников. М. Г. Катков, анализируя поведение Николая II, отмечал, что такой выход, отречение, выглядел для него даже более предпочтительным, чем слом государственной системы и превращение в номинального «парламентского монарха». Но Николай II понимал и другое: изменники его не выпустят из своих лап. Как православный человек, как воин, смерти он не боялся. Однако в этом случае заговорщики получали именно то, чего хотели! Престол достанется больному ребенку. А отца рядом с ним не будет, да и мать постараются удалить. От лица Алексея можно будет делать все что угодно. За свое положение государь не цеплялся. Он еще в 1905 г. думал об отречении, с тем чтобы стать наставником сына-царя.

Около 15 часов он решился. Отправил телеграмму Алексееву: «Я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно». Такая же телеграмма полетела к Родзянко. Но речь об «ответственном министерстве» уже не шла. Государственный строй России подразумевался прежним. До приезда думских делегатов возникла пауза. Государь говорил со свитой, что будет жить частным лицом, посвятит себя воспитанию сына. Но приближенные высказали опасения — позволят ли ему общаться с наследником? Николай Александрович, судя по всему, стал догадываться о подоплеке обмана. Его толкали к отречению вовсе не для того, чтобы сын продолжил его линию власти. Он обратился к личному врачу Федорову, просил откровенно сказать, возможно ли излечение наследника. Тот ответил: «Чудес в природе не бывает». Тогда Николай II переменил решение. Отречься и за себя, и за сына в пользу брата. Об этом сообщили в Ставку, и Базили составил проект нового манифеста.

На роль думского делегата к царю вызвался Гучков. С собой он специально взял Шульгина, представлявшего себя монархистом. Чтобы Николай II видел: даже «верные» считают отречение единственным выходом (хотя какой уж «верный»? Шульгин поддержал скандальную речь Милюкова в Думе). Да и сама «делегация Думы» была ложью. Дума не давала Гучкову и Шульгину никаких полномочий. Они были самозванцами.

В Псков они прибыли вечером 2 марта. Вид имели нарочито потертый, изображая, какие тяжкие испытания выпали на их долю. Гучков изложил свою версию случившегося. О стихийных беспорядках, о неспособности прежнего правительства что-то сделать и о том, как Дума вынуждена была принять на себя эту миссию. Доказывал, что подавлять войсками нельзя. Те части, которые остаются надежными на фронте, если послать их на усмирение, немедленно разложатся. Рузский поддакивал ему, что надежных войск нет.

Но театральные трюки Гучкова не понадобились. Государь сказал, что вопрос уже решен. Когда приехавшие заговорщики достали привезенный с собой проект манифеста, Николай II сообщил, что текст уже есть — присланный из Ставки. Отречение за себя и за сына стало для делегатов полной неожиданностью. Однако спорить они не решились. Царь поставил подпись тем временем, когда было принято решение — 15 часов 05 минут.