Пётр и Павел. 1957 год

– Ты рассказывала, будто Руслан Соколов, мой папа, сгорел в танке в конце ноября сорок четвёртого года… – он снял со стены фотографию военного с чёрными, как смоль волосами, и вернулся к столу. – И ещё ты говорила, что состояла с ним в гражданском браке. Маленьким я был твёрдо уверен, что браки бывают гражданские и военные, и никак не мог сообразить, как же тебе удалось "состоять в гражданском браке" с военным. Несуразица какая-то!.. Это теперь я понимаю, что значит "гражданский брак", а тогда нестерпимо мучился, думал, ты меня обманываешь… И ещё… Я, мама, уже в семилетием возрасте научился различать рода войск по нашивкам. Что бы ты ни говорила, но этот мужчина не танкист. Конечно, фотография маленькая и разобрать знаки различия трудновато, но я взял лупу и… понял. Этот мужчина военврач первого ранга, мама. Посмотри, вот рюмочка, а вокруг змейка обвилась. Спутать невозможно. Каким ветром военврача могло занести в танк, я не очень понимаю… И ещё… Прости меня, я совершил очень дурной поступок… Однажды, когда тебя не было дома, я снял со стены эту фотографию, вынул её из рамки и на обратной стороне прочёл карандашную надпись: "Антон. За два дня до гибели"… Прости меня… Я же простил тебе твою… маленькую неправду… Давно простил. Просто понял, мало ли что могло произойти между тобой и Русланом… или между тобой и Антоном…Короче, нельзя мне влезать во взрослую жизнь и чего-то требовать. Но ты не представляешь, как я обрадовался… У меня появилась маленькая надежда: мой отец не сгорел в танке, он жив и… может быть, когда-нибудь, пусть не скоро, но он вспомнит обо мне… обязательно вспомнит и… придёт. И я терпеливо ждал… Я каждый день ждал… И я дождался… Посмотри на мои уши… А теперь на уши Алексея Ивановича… И у него, и у меня левая мочка приросла к голове. Вам нужны другие доказательства?..

Он не мог больше говорить. Слёзы душили его.

Наталья обняла сына, крепко прижала к себе:

– Поплачь, сыночка, поплачь… Не стесняйся… Мы, взрослые, тоже частенько плачем.

– Как я Андрюшке завидовал!.. У него есть отец!.. Пусть пьяница, но… отец!.. Ты, мама, не обижайся, ты у меня очень хорошая… С тобой мне очень крупно повезло… Но, наверное, я очень жадный… Знаешь, мне так хотелось, чтобы у меня не только ты была… Чтобы папа тоже… Мне он очень нужен… Ведь я пацан… Правда ведь?..

Наталья целовала сына в его вихрастую голову, и сокрушалась вместе с ним, и вместе с ним плакала:

– Ну, всё!.. Довольно, мой милый!.. Поплакал, и будет!.. Ведь всё хорошо!.. Всё просто отлично!.. Богомолов, ты-то что замер, как изваяние?.. Поцелуй сына!..

– Что?!.. – Алексей Иванович решил, что ослышался.

– Сына своего поцелуй, сказала!.. Ты у нас с приглушинкой, оказывается…

– Наташа!.. Что ты со мной делаешь?.. – взмолился Богомолов. – Ведь я живой человек… всё-таки… – никогда ещё ему не было так плохо, как теперь.

– Поцелуй сына, ничего с тобой не сделается… Я разрешаю.

Сергей оторвался от материнской груди, поднял на Богомолова зарёванное лицо и тихо прошептал одними губами:

– Здравствуй… папа…

Больное сердце Алексея Ивановича чуть не разорвалось на куски от этого еле слышного зова. Сколько лет он не слышал его и даже не мечтал ещё раз услышать, а вот поди ж ты!.. Никогда и ничего не загадывай наперёд. Не дано нам знать не только то, что через месяцы или годы с нами может случиться, но и в следующее мгновение нашей жизни.

В десять часов Наталья отправила Серёжку спать. Завтра начиналась новая рабочая неделя, и ребёнок перед школой должен был выспаться. Она была любящей, но строгой матерью, и это сразу бросалось в глаза. Сын даже не подумал, что её можно ослушаться или попросить в такой необычный день о снисхождении. Пожелав родителям спокойной ночи, счастливый – он отправился спать. Взрослые вновь остались одни.

– Как тебя понимать прикажешь? – спросил Алексей Иванович после долгого и мучительного молчания.

Наталья ничего не ответила. Сидела, тупо уставившись в стол, и курила.

– Ответь только, ты кому врала?.. Сергею или мне?

И снова – ни звука.

– Пойми, Наташа, я отцовства у тебя не выпрашиваю, и жалость мне твоя тоже…ни к чему. Уверен, Сергею тоже. По правде жить и проще, и легче.

Наталья посмотрела на него. Измученные глаза её просили о пощаде. Но не выдержала, отвела взгляд и снова уткнулась в стол.

– Ты и в самом деле ничего не понял, Богомолов. Какая тебе разница, обманула я тебя или правду сказала? Ты сына хотел?.. Вот и получай его готовенького. Очень хороший парень получился, уверяю тебя… Кстати, уши у вас, действительно, похожи…

– Ты тоже ничего не поняла, Наташа. Амбиции мои тут не при чём, и не о себе я – о Серёжке забочусь. Родной или приёмный, он уже назвал меня отцом, и не в моей это власти: отказаться теперь от него или трусливо сбежать. Я совсем о другом… "Нет ничего тайного, что не стало бы явным". Так в Библии сказано. И вот, представь себе на секунду, твой обман открылся?.. Что с Серёжкой будет?.. Как он материнскую ложь перенести сумеет?.. Хватит ли мальчишеских сил?.. И в каком свете ты сама перед ним предстанешь?.. Не думала об этом?..

– Думала.

– И что?