На следующий день, во вторник, стрельцы убили любимца и наперсника царя Феодора славного боярина Ивана Максимовича Языкова, в ту ночь исповедавшегося, ибо он был человеком набожным. Его обвинили и убили за то, что он, имея над всем власть, оказывал им несправедливость и, когда они били ему челом, он наказывал их кнутами и ссылал в ссылку.
Языкову никакая иная причина, как то, что он, будучи при царе Феодоре Алексеевиче в силе, Милославскому в его коварствах был противен и что государь Милославского за его плутни возненавидел, оное всё причтено в вину Языкову. Только весьма удивительно, что Михаил Лихачёв спасся. Правда, что он был великий ханжа и умел ко всякому прислужиться, как он у всех противников был в милости.
Того ж месяца в 16 день те ж стрельцы, все приказы и салдаты пришли в город в Кремль в третьем часу дни з знамёны и з барабаны, и с мушкеты, и с копьи, и з бердыши, с невежеством большим пошли по всем царским хоромам и по царицыным и по царевниным, искали и просили опять боярина Ивана Кириловича Нарышкина. И государь царь и царицы государыни и царевны упросили у них сроку со слезами да утрея сроку дали. И они да утрея сроку дали, а взяли с Верху думнова Аверкея Степанова. И царь государь, и царица государыня, и царевны государыни со слезами у стрельцов просили, чтоб Аверкея отпустили. И стрельцы не послушали, Аверкея вывели на площадь к Лобному месту, изрубили бердыши и копьи искололи, поругательство большоя чинили, руки и ноги и головы отсекали.
Того ж мая в 16-й день подвигом пагубного своего намерения они ж, стрельцы, со многолюдством, вооружённо пришедши в дом боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукова с бердышами и копьями, лукаво притворилися, объявляя себя быть виноватыми пред ним, что его сына вышеименованного, не удержався от запальчивости своей, убили, и о том они у него, боярина, якобы прощения себе просили. Оный сединами украшенный осьмидесяти лет, в своей параличной болезни суще, иже претруждённый муж и заслуженный великого целомудрия, лежащий на одре своём, весьма злополучную ему неожидаемую себе получил ведомость, то, по подобию древнего Иова, как терние в сердце своём принял и, несмотря ни на что, так великодушно учтя их отправил, что они, стрельцы, с приятным тем от него довольствием из палат его бессловно вышли. Но лукавый его раб и по делу дьявол, яко Искариотов ученик, по том выходе их, стрельцов, услышал, что оный вышепомянутый князь Долгорукий, вменяя себе по своей к тому рабу милости, по его ж рабской должности быть себе весьма верным, не воздержався от своей несносной родительской скорби, о той кончине сына своего горько заплакал и сказал народную пословицу: «Хотя-де щуку они и съели, но зубы её остались». И что впредь, если Бог поможет учинить, то они, воры и бунтовщики, сами все по Белому и Земляному городам в Москве на зубцах перевешаны будут. Такие его, князя Долгорукова, слова, воистину пророческие, предречением Божиим проречённые, в последующие лета самым сбытием уже действительно совершилися. Оный раб и наветник не укоснел быть тому господину своему лютым предателем и того же часу, вышедши за ними, на дворе им, стрельцам, пересказал все те вышепомянутые его княжьи угрозные им слова. За что они, в зверскую свою преобразяся ярость, в ту же минуту воротилися, не устыдяся седин его, старца многолетнего, схватя его с постели и таща по лестницам, пред двором его рассекли и [над] тем мертвым телом варварски ругаяся, выволокли перед воротами и на навозной куче бросили, как бесчеловечные тираны.
Боярина князь Юрья Алексеевича Долгорукова на дворе ево вывели ис полат на верхнее крыльцо, и много было шуму; и отпустили ево опять в полаты. И почели кричать, чтоб стрельцы з двора пошли далой. И проломились в винной погреб, почели пить вино. И немного поноровя боярина князь Юрья Алексеевича прибежав иные с улицы стрельцы и салдаты, в другой ряд вывели ис полат на крыльцо и бросили в окно с верхнева крыльца на землю, тут ево изрубили бердыши и выволокли мёртвова на улицу перед ево ворота. И лежал ночь у ворот, а на другой день пришет иссекли ево в дробныя части, поругались нехристиянски.