Пётр Великий в жизни. Том второй

Судьба князя Матвея Гагарина, опять же, классический образец того, как наживалось богатство, и чем дело заканчивалось. Стал он сибирским губернатором. Тут же разбогател неимоверно. Так что за столом подавали у него кушанья на пятидесяти серебряных блюдах. Колёса карет его окованы серебром же, санные полозья – тоже. Подковы у коней – золотые. До бесстыдства наглое, надо сказать, было богатство. Стоит ли говорить, что и кончил князь хуже всех. Шафирова, приговоря к смерти, помиловали всё же. Гагарина же повесили, да ещё и велели «из петли снять и, сделав железную цепь, побудить его на той цепи, на той же виселице». Долго пришлось мне искать, что же в то время могло означать ужасное, судя по контексту, слово и приказание «побудить». Нашлась разгадка у нерусского свидетеля этой казни камерюнкера Берхгольца, бывшего тогда в свите голштинского принца, приехавшего сватать дочь русского императора: «Говорят, что тело этого князя Гагарина, для большего устрашения будет повешено в третий раз (оно, значит, уже было повешено два раза!) по ту сторону реки потом отошлётся в Сибирь, где должно сгнить на виселице; но я сомневаюсь в этом, потому что оно и теперь уже почти сгнило». По пути в Сибирь тело бывшего губернатора останавливалось на несколько дней во всех мало-мальски значимых городах империи для назидания местной чиновной знати. Висело на главной площади в железной петле. Это и называлось «побудить». Побуждало, стало быть, к честному исполнению долга.

Тут признаюсь – читал я все эти страсти и всё думал – как же нам одолеть взятку в наш гуманный век, коли такие ужасы уже были из-за неё в России, а она жива до сей поры и только краше и наглее становится.

Или вот какой случай. Был в Москве ещё один выдающийся стряпчий, имя которого история не сохранила. Стряпчий, это чиновник, не слишком большого ранга, осуществляющий судебный надзор. Судя по всему, этот был великий знаток своего дела. Главное, что он назубок знал все указы самого Петра и умело применял их. Даже самих судей поправлял.

Император услышал об этом ходячем правовом уложении и захотел лично увидеть такое чудо. Поговорив с ним, царь был поражён его рассудительностью, умом и знанием дела. Тут, кстати, вспомнилось ему, что пустует место новгородского губернатора. А в Новгородской губернии, стоит вспомнить, располагались вотчины бояр Романовых, не так уж давно призванных на царство. Значит, назначение выходило вдвойне почётным.

Так стал никому не известный стряпчий сразу губернатором.

Прошло несколько лет и до Петра стали доходить прискорбные слухи о новом губернаторе, некогда честнейшем и бескорыстнейшем человеке. Стали поговаривать, что он берёт взятки. Пётр немедленно призвал его к себе. Тот, надо отдать ему должное, запираться не стал, а такая прямота Петру нравилась. Губернатор объяснил всё новыми нуждами. Будучи простым человеком, он и не предполагал, что у губернатора совсем иная жизнь и другие потребности. «Ладно, – остановил его император, – это можно понять, подумай тогда, сколько тебе нужно, чтобы жить по-губернаторски и соблюсти честь?». «Думаю, коли бы жалованья вдвое против нынешнего имел, справился бы». Тогда царь указал добавить ему ещё один оклад и ещё половину, чтобы уж наверняка было, но предупредил: «Если сшельмуешь теперь, велю снести голову». На том расстались. Несколько лет губернатор жил и решал как велено. Потом подумал, авось запамятовал государь о своей угрозе. Стал брать потихоньку, а потом и шибко. Тут и пришёл конец рассказу о ловком стряпчем, ставшем губернатором. Пётр не стал его больше призывать к себе, а велел только передать: «Коли подданные не умеют держать своего слова, то царь его держит». Так стало на Руси одной светлой неразумной головой меньше.

Дело тем не кончилось. Промаявшись яростью ночь, наутро явился грозный царь в Сенат. Первому попавшемуся сенатору стал диктовать указ. Поскольку он сам же учил, что «указы и законы следует писать ясно, чтобы их не перетолковать», то указ выходил короткий, вдохновенный и жестокий. Первым попавшимся оказался тогда Ягужинский.

– Павел Иванович, пиши, – грозно приступил к нему Пётр. – Если кто украдёт столько, что можно купить кусок верёвки, годный обмотать шею – того повесить!

Умный Ягужинский долго не думал, сообразил тут же.

– Вот не знал, Ваше Величество, что ты захочешь быть государем без подданных…

– Как так?

– Так ведь мы все воруем, кто больше, кто меньше, кто тайно, а кто и открыто…

Царь оторопел было от такого ответа, но вдруг засмеялся. Так не вышел в свет юридический документ, который мог бы стать одним из самых ярких и недвусмысленных в истории законотворчества. Об этом случае поведал сам Павел Ягужинский известному составителю тридцатитомной библиотеки «Анекдотов о Петре Великом» Ивану Голикову.

Вывод из этого, опять же годный для наших дней, таков – даже смертная гроза не остановит взяточника. Пока есть надежда (не возможность, заметьте, а только надежда) выйти сухим из воды, мздоимец неистребим.