Пётр Великий в жизни. Том второй

И вот ещё какая закономерность. Чем больше в России воюют со взятками, тем богаче становятся воры. Классический тут пример – тот же Пётр Великий. При нём вырос до неподражаемого образца лихоимствующий гений Александра Меншикова.

Брал и крал он виртуозно, с безрассудной храбростью. Так же, как воевал.

Если уж докапываться до причин, по которым Пётр постоянно проигрывал тотальную войну со взятками, надо напомнить о той странной непоследовательности, с которой он боролся с воровством и мздоимством этого первого своего любимца и лучшего друга.

Мы помним, как император поступил с губернатором Гагариным и подканцлером Шафировым.

А вот что выходило с Меншиковым.

Однажды сенаторы, у которых этот Меншиков был занозой в глазу, в какой уже раз, решили добиться от императора нужного решения по его делам. В этот раз накопали они кучу его махинаций в поставках провианта и сукна по армейскому ведомству. Речь шла ни много, ни мало о подрыве боеспособности вооружённых сил империи. Сенат составил записку, и она была положена на стол, там, где обычно занимал своё место Пётр. Во время очередного заседания Сената император бумагу заметил, вчитался в неё, но не сказал ни слова. А потом и вовсе сделал вид, что не читал её. Сидевший рядом с императором тайный советник Пётр Толстой нашёл в себе смелость спросить – как же быть с Меншиковым? «А что с ним сделаешь, – вяло сказал царь, – Меншиков останется Меншиковым». Сенаторам представлялась возможность самим решать, как это понимать. Они решили правильно и вопросов таких у них больше не возникало.

К тому же этот светлейший князь, не будучи дураком, первый догадался переводить свои неправедные капиталы в зарубежные банки. Ворованное богатство в России никогда не давало спокойно спать. Вот придёт настоящая-то власть, да и посмотрит – откуда счастье такое?

Наследники Александра Меншикова, уже после смерти его, после того как всё неправое имение его было отписано государству, домогались от лондонского и амстердамского банков каких-то астрономического исчисления вкладов. Они и получили их, в самой ничтожной доле, уже в царствование Анны Иоанновны. Подлинного размера этих вкладов уже не узнать. Но о величине их можно составить представление, поскольку известно, что 8 00  000 рублей поступило тогда с заграничных счетов князя только в казну. Это не считая того, что хапнул себе при этой операции курляндский конюх Бирон, правивший Россией из царицыной постели.

Вывод из этого, годный для нашего времени, такой. Вора и взяточника нельзя щадить, даже если он тебе первый друг и имеет неоспоримые прежние заслуги перед государством. Поблажки тут не у места. Они расхолаживают и вводят в искушение других.

И тут вплотную подступает ко мне соблазн доказать, что взятка не только заставляла думать Петра о бесплодности его усилий побороть её, но и натуральным образом убила его. Хотя бы вкупе со всеми прочими невзгодами и неладами в его великой, не во всём завидной, жизни.

Ведь не просто для красного словца говорил он искусному своему токарю Нартову, вытачивая из моржового клыка фигурку шахматного короля: «Вот так, Андрей, кости-то я точу долотом изрядно, а нет у меня сил обточить упрямцев и жуликов дубиною». Эта нехватка сил не могла не угнетать его.

Взятка всегда гнездиться рядом с подлостью и изменой.

Полагают, что Пётр обладал нежным сердцем и мягкой, привязчивой душой. Это выглядит невероятным только на первый взгляд. Тому, кто читал, например, его письма к жене, это предположение не покажется столь уж диким. Когда Пётр говорил о нехватке сил, он не лукавил. Но, до определённого времени у него была опора. И тут надо сказать о женщине. Той, которая одна понимала его из всех, в том числе и сановных мужиков, столпившихся у трона. Из всех, кто был близок ему. Есть ещё одно качество его души, которое кажется неожиданным. Пётр был однолюб и, главное, умел любить. Он умел черпать силы в таком зыбком источнике, как женская привязанность, тепло семейного гнезда, мужская уверенность в ответном чувстве. Армейская обозная прачка Марта Скавронская, в крещении Екатерина Алексеевна, своим инстинктом угадывала его усталость, находила, чем ободрить, а кое-что и взвалить на свои, тоже не хилые, плечи. Потому и не было у Петра ближе человека, что он поделил с ней мечту и грёзы о будущей России, прилепился, по божьему слову, к ней телом и стал от того вдвое сильнее и неуязвимее для житейских бурь. До определённого времени брак Петра был как раз того редкого совершенства, каким бывает задуман на небесах. Я думаю, что, встретив её, Пётр почувствовал облегчение, как коренник в упряжке, дождавшийся пристяжной. Тут кстати было бы вспомнить, что в начальных строках Библии, в устах самого Господа Бога слово «женщина» предстаёт синонимом слова «помощь». «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».