(Берхгольц, в дневнике ссобщает 20-го и 21-го декабря 1722 года о возвратившемся из Персидского похода императоре): 20-го. «Император в этот день принимал лекарство и никого не приказал впускать во двор». 21. государь и нынче принимает лекарство и до воскресенья никого не будет допускать к себе». И только 25 декабря записано: «С нынешнего дня император, по всегдашнему в это время обычаю, начал ездить на святочные пирушки».
Но ещё в мае 1721 года Лефорт говорил об астме, от которой царь очень страдал. Кроме того, думали, что у него внутри нарыв. «Помимо этих недомоганий, – прибавляет один дипломат, – был случай в Риге, который мог скоро всему положить конец, и весьма не своевременный. Богу известна причина, но заметили, что один из неряшливых пажей этого героя имел счастье заболеть одновременно со своим государем. Царь находился в агонии семнадцать часов и, едва поправившись, совершенно не думал беречься. Обратили лишь внимание на то, что он говел более усердно, чём обыкновенно, с коленопреклонениями и частым целованием земли».
[Царь, по слухам, сильно болел и раньше, например, весной 1708 года]. Лихорадка измучила его, что видно из писем к Головкину и Меншикову. К первому писал от 6 апреля: «Как говорят, где бог сделал церковь, тут и дьявол алтарь: хотя я всегда здесь яко в райском месте здоров был, но ныне не знаю, как с собою привёз лихорадку из Польши, хотя и гораздо осматривал у себя в санях и платье, ибо всю страстную седмицу мучим от неё был, и самой праздник кроме начала заутрени и евангелия по болезни не слыхал; ныне, слава богу, прихожу в здоровье, и ещё никуда из избы (а праздник зело непорядочен был, ибо, как память моя есть, всегда бывали мы в красном, а ныне принужден в сером). Сия лихорадка купно с гортанною и грудною болезнью, кашлем (что здесь зело ныне много) сама кончилась, а не удержана, и материи зело много худой вышло, что дохтор зело сему рад для начатия будущего леченья от скорбутики». Через день, 8 апреля, писал к тому же Головкину: «Прошу, которые дела возможно без меня делать, чтоб делали; как я был здоров, ничего не пропускал, а ныне бог видит, каков после сия болезни, которая и здешнее место Польшею сочинила, и ежели в сих неделях не будет к лечению и отдохновению времени, бог знает что будет». Получив от Меншикова известие, что шведы собираются наводить мосты на реках, Пётр отвечал ему 14 апреля: «Зело прошу о себе (понеже я ведаю, что сия игрушка меня не минет), дабы первее не позван был, пока самая совершенная ведомость (и с рассуждением, что оная статця может) о его, неприятельском, походе прямо на войска не будет, дабы мне хотя мало исправиться от болезни. Ибо сегодня от той ещё только день, как стал на двор выходить. Тако же с 20 дня сего месяца буду починать лекарства примать от скорбутики первые, а в конце сего месяца или в первых маия меркуриальные, для которых дохтур сказал десять дней не ходить тогда из хором. А сам, ваша милость, ведаешь, что николи я так не писывал, но бог видит, когда мочи нет, ибо без здоровья и силы служить невозможно, но ежели б недель пять или шесть с сего времени ещё здесь побыть и лекарства употреблять, то б надеялся, с помощию божиею, здоров к вам быть. А когда необходимая нужда будет мне ехать, извольте тогда послать ставить подводы: понеже о времени том вы можете лучше ведать, нежели здесь».
Большая часть иностранцев полагает главною причиною болезни его чирей около мочеваго пузыря. Самое недостаточное ошибочное описание болезни сей сделано г. Вольтером (Histoire de l’Empire de Russia sous Pierre le Grand par l’auteur de l’histoire de Charles XII., Tоmе. II 1764 pag. 237.) который предназначаем будучи в историки сего Великаго Монарха, и получил из Петербурга многие рукописные документы, для вспомоществования в занятии сём. Он почитает нагноение чирья причиною остановки в моче, а таким образом, смешивает действие (следствие) с причиною, утверждая, что Пётр I с начала 1724 года начал уже чувствовать истощение сил: но между тем известно, что он в том же году 5-го ноября, будучи в совершенном здравии, с неустрашимостию бросился в воду при Лахте и тем благодетельным подвигом спас жизнь 20 человекам…
Одарённый здоровьем необыкновенно крепким, Петр предъявлял всегда к нему чрезмерные требования. Он жил двойной и тройной жизнью.