Пираты мексиканского залива

Однажды вечером полил страшный ливень. Все улицы залило водой, и мы, промокшие до нитки, еле брели в полной темноте, скользя и спотыкаясь на каждом шагу. В довершение беды милостыня в тот день была очень скудная, те жалкие хлебные корки, которые удалось нам купить на собранные гроши, совершенно размокли, и мы возвращались с пустыми руками. Отец чуть не плакал от горя.

Мы брели по колено в воде, кругом не видно было ни зги.

Попав ногой в яму, отец оступился и упал, потащив и меня за собой. Я проворно вскочила и протянула руку, чтобы помочь ему встать. Он с трудом приподнялся и, застонав, повалился опять. У него была сломана нога.

— Не могу! — проговорил он. — Не могу, доченька! Я сломал ногу.

Я перепугалась, но попробовала успокоить его:

— Нет, нет, отец, тебе только кажется. Постарайся встать.

— Доченька, не могу я. Пощупай мою ногу.

Я нагнулась, провела рукой по его ноге и сразу убедилась, что он прав. Тут я давай плакать и только и могла, что обнимать и целовать отца. А он ласкал меня, утирал мне слезы и нежно уговаривал:

— Полно, дурочка, не плачь, ведь мне совсем не больно. Видишь, я улыбаюсь.

И он постарался улыбнуться. Я этого не видела, но догадывалась.

— Значит, все не так страшно, — продолжал он, — вот увидишь, я сейчас встану, и мы потихоньку зашагаем домой, а там мама меня вылечит, и скоро я буду так же здоров, как прежде.

Бедняжка! Я продолжала безутешно рыдать, а он говорил:

— Не плачь, не плачь, душенька, если бы я знал, что ты будешь так плакать, я ничего не сказал бы тебе. А я-то думал, ты храбрая… Полно, помоги мне. Сейчас увидишь, как ловко я встану.

Он оперся на мое плечо и, напрягая все силы, какие могла ему дать отцовская любовь, встал на ноги. Но, едва сделав один шаг, он застонал и снова рухнул на землю.

— Не могу, не могу, — в отчаянии сказал он. — Что же делать? Ты не в силах помочь мне, нельзя же тебе оставаться здесь до утра, да еще в такую ужасную ночь.

А я только и делала, что плакала и обнимала его.

— Знаешь, доченька, — сказал он, — беги-ка домой. Скажешь маме, что я остался в доме у каких-то добрых сеньоров, поспишь, а рано утром попросишь кого-нибудь помочь тебе, и мы вместе вернемся. А я лягу поближе к стене и тоже посплю. Ведь я сильный…

— Что это здесь случилось? — раздался рядом чей-то голос, который я сразу узнала. Перед нами стоял влюбленный юноша. Оказывается, мы находились на улице его дамы.

— Сеньор кабальеро, — отвечал отец, — я — тот слепой, который проходит здесь каждый вечер. Дорогу размыло, я упал, сломал ногу и не могу теперь вернуться домой.

— Далеко ли твой дом, девочка? — спросил молодой человек.

— Не очень, сеньор, — отвечала я.

Юноша задумался. Гроза прошла, и из-за туч выглянула луна. Я могла рассмотреть богатый наряд юноши и переброшенный через плечо черный плащ.

— Попробуй-ка встать, — сказал он отцу.

— Как сеньор? — ответил отец. — У меня нога сломана.

— А можешь ты хоть немного продержаться на здоровой ноге?

— Постараюсь, сеньор кабальеро.

— Обопрись об меня, — сказал юноша, поддерживая отца.

Отец встал, не касаясь земли сломанной ногой.

— Постой так минутку, — продолжал юноша и, сняв с себя плащ и шляпу, дав их мне со словами: — Подержи-ка, только старайся не измочить.

Я взяла шляпу и плащ, не понимая, что же он собирается делать, а он встал спиной к отцу и слегка нагнулся.

— Берись-ка руками за мою шею, — скомандовал он и, подхватив отца под колени, взвалил его, как куль, к себе на спину. — Пошли, девочка, веди меня!

Я молча повиновалась, испуганная всем происшедшим. Так, не говоря ни слова, мы дошли до дома. Увидев отца, мать залилась слезами. Юноша помог нам уложить его в постель, и тут я заметила, что вся его богатая одежда забрызгана грязью.

— Сеньор! — воскликнула мать. — Как нам благодарить вас! Мы бедны, но сердца наши принадлежат вам. Один бог может вознаградить вас.

— Не будем говорить об этом, — ответил юноша, — сейчас я тороплюсь, но завтра днем я зайду проведать больного. Позовите утром врача, у вашего мужа сильный жар. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной на улицу Икстапалапа; меня зовут Энрике Руис де Мендилуэта.

— Дон Энрике! — воскликнул Москит, слушавший историю Паулиты, затаив дыхание.

— Он самый.

— Проклятие! Я не знал, что он так добр к беднякам.

— Это еще не все, — продолжала девушка. — Когда дон Энрике ушел, на цыновке, заменявшей отцу постель, мы нашли несколько золотых монет. На следующий день он снова был у нас и приходил каждый день, пока отец не поправился. С этого времени дон Энрике взял нас под защиту, и мы ни в чем не нуждались. Но было уже поздно: моя мать и сестра вскоре умерли. Мы с отцом при помощи нашего покровителя переехали в этот дом.