Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Литургическое заключение речи («буди, буди!») само по себе есть декларация несокрушимой веры. В Евангелии это вера во Христа; у Сталина — верность Ленину и ленинизму. Выступая на выпуске академиков Красной армии в 1935 году, Сталин традиционно совместил в образе Ленина Бога Отца с небесным кузнецом как племенным большевистским и своим персональным тотемом, обеспечившим победу над противниками:

Они забыли, что нас ковал великий Ленин, наш вождь, наш учитель, наш отец.

Кто же тогда «отец» оппозиционеров?

Порождения Абрамовича

Отлично известно, кто оттуда, из‐за границы, вдохновляет их на борьбу с партией — это, среди прочих врагов,

Дан, лидер «русской

» социал-демократии, лидер «русских» меньшевиков, ратующих за реставрацию капитализма в СССР, —

говорит Сталин в 1926 году, а в 1930‐м он возвращается к тем же многозначительным кавычкам, которыми обрамляет слово «русские» применительно к евреям-меньшевикам. Против линии партии на Западе выступают, в частности, «„русские“ меньшевики типа Абрамовича и

Дана».

Значим тут, конечно, сам подбор этих вполне нарицательных имен. Меньшевистское имя Абрамович воспринималось тогда примерно так же, как совсем недавно Борис Абрамович (ударение на втором слоге) и Роман Абрамович (ударение на третьем). Ведь даже у Бухарина, вроде бы далекого от антисемитских настроений, в 1928 году один из разделов его доклада на VI конгрессе Коминтерна назывался столь же символически: «Глупенькая болтовня Абрамовичей».

Не менее одиозно звучала и фамилия Дан, по поводу которой Горький острил о «колене Дановом». Согласно широко известной христианской традиции, именно из этого колена должен был явиться Антихрист, а приход его подготовлен будет апостасией — утратой веры. Весь этот ассоциативный ряд Сталин стремится прикрепить к «троцкистам», представив их уже порождением Бунда:

Вот вам корни капитулянтства нашей оппозиции. Недаром ее расхваливает бундовский капитулянт Абрамович.

Ни о каком компромиссе с этой иудейской нечистью речи быть, конечно, не может. На XVI съезде, состоявшемся в 1930 году после высылки Троцкого и полного разгрома любых оппозиций, Сталин с негодованием отвергает такую возможность, заявляет, что партия «никогда не опускалась до <…> дипломатического гешефтмахерства». (Кстати, в том же году он по довольно случайному поводу употребляет и столь же специфическое выражение насчет «талмудизированных абстракций».) Еще ранее, в 1927‐м, т. е. в период юдофобской травли оппозиционеров, у Сталина вновь всплывает упомянутый им за два десятилетия до того «буржуй» Аксельрод, успевший сильно состариться в эмиграции. В докладе «Троцкистская оппозиция прежде и теперь» генсек язвительно объявил его духовным наставником Троцкого. Последняя, резюмирующая глава доклада так и называлась — «Назад к Аксельроду»:

Теперь, — бодро фантазировал Сталин при живой поддержке соответствующей аудитории, — наиболее популярной брошюрой среди оппозиционеров является не большевистская брошюра Ленина «Шаг вперед, два шага назад», а старая меньшевистская брошюра Троцкого «Наши политические задачи» (изданная в 1904 г.), направленная против организационных принципов ленинизма, против брошюры Ленина «Шаг вперед, два шага назад» <…> Брошюра эта [Троцкого] интересна, между прочим, тем, что ее посвящает Троцкий меньшевику П. Аксельроду. Так там и сказано: «Дорогому учителю Павлу Борисовичу Аксельроду». (Смех. Голоса: «Явный меньшевик!») <…> От брошюры «Шаг вперед, два шага назад» к брошюре Троцкого «Наши политические задачи», от Ленина к Аксельроду — таков организационный путь нашей оппозиции.

Это педалирование ленинской брошюры «Шаг вперед…», будто бы отвергаемой Троцким как выучеником Аксельрода, явно образует тут смысловую рифму к процитированному у нас во второй главе замечанию Сталина (брошюра о национальном вопросе) по поводу бундовского «шага вперед», который на деле означал возвращение к «духу субботнему»[474].