Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Вспоминается одно древнее сказание. Жил когда-то «мудрец-анатом». В его распоряжении было «все необходимое» для «настоящего анатома»: диплом, помещение, инструменты, непомерные претензии. Не хватало ему лишь малого — знания анатомии. Однажды к нему обратились с просьбой объяснить, какая существует связь между частями скелета, которые были разбросаны им на анатомическом столе. Таким образом, нашему «прославленному мудрецу» представился случай отличиться. «Мудрец» с большой помпой и торжественностью приступил к «делу». Но вот беда! «Мудрец» ни аза не понимал в анатомии, он не знал, какую часть к чему приставить, чтобы в результате получился целый скелет! Долго возился бедняга, много потел, но тщетно! Наконец, когда у него все перепуталось и ничего не вышло, он схватил несколько частей скелета, отшвырнул их далеко от себя и при этом философски обругал «злонамеренных» лиц, якобы положивших на его стол ненастоящие части скелета. Зрители, конечно, подняли на смех «мудреца-анатома».

Автор забыл только прибавить, что дипломированный древний анатом, посрамленный весельчаками в морге, очевидно, теперь должен был «отступить, затаив в груди злобу и отчаяние». Как бы то ни было, Сталин оказался единственным в мире идеологом, который для показа своей партии и ее программы предпочел в качестве наглядного пособия экспонат из мертвецкой. Но еще поучительнее его дальнейшие анатомические манипуляции с «национальным вопросом», завершившие эту ученую статью:

Наша партия расчленила его на отдельные части, извлекла из него жизненные соки, разлила их по венам своей программы и всем этим показала, как следует решать «национальный вопрос» социал-демократии, чтобы до основания разрушить национальные перегородки.

Итак, расчленение трупа и поглощение его «соков» диалектически приводит потом к некоей новообретенной целокупности, к межнациональному всеединству. Но чем, собственно, отличается вся эта вивисекция от каннибальской политики самодержавия? Ведь и последнее, по Сталину, старается «раздробить на части общее движение пролетариев».

Одну и ту же садистскую фразеологию, смотря по обстоятельствам, он резервирует и для позитивных, и для пафосно-изобличительных пассажей. Троцкисты преступно хотят «рассечь ленинизм на две части»; а «отдельные товарищи» намерены «разорвать на части триединую

задачу партийной работы в деревне и оторвать эти части друг от друга» (1928). Ср. с другой стороны: «Может ли партия обманывать свой класс? <…> Нет, не может. Такую партию следовало бы четвертовать» (что он позже и сделал, хотя по иным соображениям)[532]. В 1924 году он на такой же анатомический манер почтил память Свердлова: «Есть люди <…> которые являются…

жизненными соками и подлинными руководителями революционного движения. К числу таких вождей принадлежит Я. М. Свердлов. Организатор до мозга костей…» — привычная идиома попадает, как видим, в довольно зловещий контекст. История с разобранным на части скелетом отзывается и в его увещаниях 1920‐х годов относительно «подбора кадров»: «Необходимо каждого работника изучать по косточкам

», «Крестьянин <…> разбирает по косточкам каждого из руководителей». О пристрастии именно к такой — не столько медицинской, сколько застеночной — анатомии[533] дают также представление сталинские метафоры, рисующие внутрипартийную борьбу против фракций и «группировок, которые мы должны иногда хирургическими методами обрезать, а иногда в порядке дискуссии рассасывать идейным путем».