Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

До поры до времени он может даже осуждать подобную хирургию: «Метод отсечения, пускания крови… опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего — что же у нас останется в партии?»[534] Останется полностью обновленная или, вернее, просто новая партия. Словом, ему приходится кромсать не только мертвое, но и живое тело, вроде того, как поступает империализм, хищнически «бьющий по живому телу Китая, разрезая его на куски». Увы, благородный пафос сталинского негодования несколько подрывается тем, что очень похоже ведут себя настоящие советские бытописатели-разоблачители — генсек восхваляет их как раз за то, что они сумели «вытащить кусок живой жизни». Этот монструозный мотив, отдающий «Творимой легендой» Сологуба, содержит и комплиментарная оценка, которую генсек дал постановке «Виринеи» Сейфуллиной: «По-моему, пьеса — выхваченный из живой жизни кусок жизни

»[535].

В его военных размышлениях армия, действуя в родной и заведомо дружественной среде, так же точно вырывает из нее сочащиеся клочья плоти:

Для успехов войск… абсолютно необходимо единство, спаянность той живой людской среды, элементами которой питаются и соками которой поддерживают себя войска.

Ср., с другой стороны, сурово осуждаемое им поведение западных империалистов, которые «высасывают соки

из украинского народа», или немецко-фашистских захватчиков, которые «высасывают кровь» из порабощенных стран. (Зато и экономические кризисы «высасывают жир» из капиталистического хозяйства, а Германия, беспристрастно констатирует он в 1925 году, попросту вынуждена «черпать новые силы и новую кровь» для уплаты репараций.) Европа, по его определению, «не есть изолированная страна, она связана со своими колониями, она живет соками этих колоний

».

Но ничуть не иначе обстоит дело и в СССР, например, с партийным строительством. Партия

должна быть… частью класса, тесно связанной с ним всеми корнями своего существования.

Беспартийный актив является той средой, соками которой живет и развивается партия; и даже какие-нибудь боротьбисты, замечает он мимоходом, — это партия, которая питалась соками

деревни.

Чем в таком случае отличается партия от царского правительства, которое тоже ведь, как Сталин любил повторять, «живет за счет соков» народа? Вампиризм и вивисекция есть универсальный и амбивалентный элемент сталинской образной системы — как и смежное людоедство, упоминаемое им при любой возможности («ленские людоеды не удовлетворены»; «людоеды Антанты не унывают»; «насквозь прогнившие людоеды» и т. п.), в самом неожиданном антураже — вплоть до «музыки каннибалов» или не менее интригующей «мельницы людоедов». Мне с полным основанием могут здесь возразить, что «каннибализм» принадлежал к числу самых расхожих штампов большевистской — да и антибольшевистской, а равно нацистской и пр. — агитационной риторики. Проблема, однако, состоит в том, что, вместе со своими коллегами повторяя этот мотив в обличительных видах, Сталин придает ему в то же время и, так сказать, весьма конструктивный, созидательный смысл. По агитпроповскому трафарету он может подсмеиваться над буржуазными клеветниками, уверяющими, будто «настало время перейти большевикам к питанию человеческим мясом»; и одновременно пишет, что тыл «питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми» (т. е. он абсолютно «реалистически» переосмысляет метафору «пушечного мяса»). В эпоху форсированной индустриализации Сталин жалуется: «Мы переживаем ужасный голод в квалифицированной рабочей силе» (1930) — тот самый «голод в области людей» (1935), о котором сообщает эпиграф к данной главе (согласно неправленой стенограмме, в этом выступлении он упомянул слово «голод» одиннадцать раз).

Постоянная установка на внутреннее тождество или обмен признаками с демонизируемым врагом[536] выказывает у Сталина черты самого настоящего умственного каннибализма. Его поведенческо-биологическое кредо уныло походит на незатейливую, но весьма убедительную натурфилософию, изложенную в «Тружениках моря» Виктора Гюго — книге, за которую юный Джугашвили получил выговор от начальства в Тифлисской семинарии: