Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Аналог «ядра» — стальное «кольцо» или, очень часто, «очаг», соотносимый и с инфернально-вулканической, и с индустриальной стихией революции. Нередки и обычные вегетативные аллегории, которые Сталин переносит в сферы кадровой политики, тоже питаемой подземными могильными «соками». Кадровые злаки, прорастающие из самой толщи пролетариата, должны сгруппироваться вокруг того или иного руководящего центра. «Давайте сеять доброе семя в широких массах пролетариата, — по-христиански призывает он в начале революционного 1905 года. — Протянем друг другу руки и сплотимся вокруг партийных комитетов!» Литургика изливается административным пафосом централизации, мистикой бюрократизированного Исхода: «Только партийные комитеты могут достойным образом руководить нами, только они освещают нам путь в „обетованную землю“, называемую социалистическим миром!» Но и сами комитеты — ядра, ячейки или очаги — стягиваются к главному из них: это «Центральный Комитет,

живыми корнями связанный с местными организациями, систематически информирующий последние и связывающий их между собой» («За партию!», 1912).

После Октября из-под почвы, вместе с урожаем, восходят жизненные соки, обеспечивающие регенерацию — и концентрацию — экономического организма:

В прошлом году мы имели голод… распыление рабочего класса и пр. В этом году, наоборот, мы имели урожай, частичный подъем

промышленности, открывшийся процесс собирания пролетариата. Старые рабочие, вынужденные раньше разбрасываться по деревням, вновь притекают к фабрикам и заводам (Речь на XII съезде).

Подобные воронкообразные пространственные схемы, строящиеся по принципу нанизывания все новых колец, выказывают уже давно памятные нам признаки кумулятивных структур, свойственных сталинскому мировосприятию. Раскручивается борьба за поэтапный захват ближайших территориально-силовых зон, за сопредельные узлы и звенья: «От оппозиции шаг за шагом отрывались одни элементы за другими, присоединяясь к основному ядру и пополняя его состав». (В перспективе — новая серия: дальнейшее дробление и чистка самого «ядра».) На каждом шагу и по любому поводу Сталин проповедует необходимость этого «сплочения» (разумеется, обусловленного предварительным или последующим «очищением рядов» посредством хирургических «отсечений»). Понятно, что враги с равным усердием только и стремятся к тому, чтобы разрушить большевистскую целостность, расколоть пролетариат, подорвать рабоче-крестьянскую смычку, ослабить кадры, расчленить партию или Советское государство и «отхватить кусок» его территории. Зато ведь и Сталин ничуть не скрывает тождественных деструктивных намерений по отношению к своим противникам. В конечном счете приобщить к себе новые человеческие пласты — значит вобрать их в себя, усвоить, абсорбировать — или, как он гастрономически выражается, «переварить захваченное» (к слову сказать, советские учреждения он по другим поводам не раз упрекает в чрезмерной прожорливости).

Для пролетариата центром притяжения и цементирования должна стать партия в целом — а во всей советской социально-экономической жизни консолидирующую роль будут играть столица и большие города[542], индустриальные гиганты («Мы страна самой концентрированной промышленности»), колхозы, МТС и пр.[543]

К самому этому слову центр Сталин питает какую-то маниакальную привязанность. Иногда он подразумевает под ним географическое средоточие всей России, а вместе с тем — узел гомогенно-национальный, промышленный и административный. Функционально центр представительствовал от базы

или основы, а в социальном плане — от народных глубин:

Власть в центре уже стала действительно народной, выросшей из недр трудовых масс.

Внутренняя Россия с ее промышленными и культурно-политическими центрами — Москва и Петроград, — с однородным в национальном отношении населением, по преимуществу русским, превратилась в базу революции. Окраины же России… без важных промышленных и культурнополитических центров, с населением в высокой степени разнообразным в национальном отношении <…> превратились в базу контрреволюции (1920).