Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году

Так делали и те, кто мог ползать. Если они что-то получали, то целовали руки и творили над хлебом крестное знамение. Однако именно этих ползающих попрошаек следовало опасаться. Нескольких из оказавших им благодеяние они застрелили из бывшего при них пистолета.

Из развалин сгоревших деревень и из перелесков собрали от 30 до 100 таких несчастных. В полях, среди колосьев, во льне, за заборами вокруг нас повсюду лежали мертвые, полуобгрызенные и разложившиеся тела. Еще живые приходили в город и деревни, прося Kliba; те же, кто не мог выбраться из лесов, грызли кору, листья и корни деревьев, насколько могли их достать, оставаясь в живых до четырех недель [после битвы]. Что за удивительно крепкая натура!

VI. Как пленных увозили из Нойдамма

Через восемь дней после баталии всех пленных отвели или отвезли в Кюстрин, вслед за ними и русских офицеров. Этих посадили на большие фуры с решетчатыми боками, так что их ноги свисали со всех сторон. Генералов же везли в каретах, а генерала Мантейфеля на носилках c постелью, запряженной двумя лошадьми.

Спустя 3 недели в Кюстрине один офицер поднял бунт против прусского гарнизона; однако, о чем будет позднее, получил за это воздаяние сполна. Приговор ему был доведен до сведения российской армии через трубача, который проезжал через Нойдамм[1769].

Из-за этого обстоятельства после того всех здоровых пленных перевели в Берлин и Магдебург, где в двух милях от Берлина они снова подняли бунт, убив 8 человек нашей команды — против того, однако, было снова убито до 20 пленных. Генералы же и знатнейшие офицеры по-прежнему на момент, когда я это пишу, все еще пребывают в Кюстрине.

Наполовину выгоревший малый форштадт ныне полностью разобран по кучам. В самом же городе не найти больше ни куска дерева — все выгорело. Главная и дворцовая церкви — в руинах. Все своды и подвалы обрушились; палата[1770], администрация и консистория теперь во Франкфурте-на-Одере, однако их должны перевести в Зольдин или Зонненбург.

Где сейчас русские? Этим вопросом я хочу завершить это сочинение.

VII. О визите русских после битвы

Каждый день после того, как наша армия покинула поле битвы и часть ее последовала за королем в Саксонию, у нас снова появлялись казаки и гусары, как офицеры, так и рядовые. Хотя они вели себя очень робко, тем не менее все же забирали вино и съестные припасы безденежно. Они также снова взяли с собой нашего городского секретаря Фемеля и требовали новые выкупные суммы.

Они посещали нас даже тогда, когда граф фон Дона [со своим корпусом] стоял у Блюмберга, в миле от нас. Даже когда в предыдущую неделю большая армия Дона стояла рядом с нашими Кюстринскими воротами, находясь в главном лагере у палисадов, а перед Зольдинскими воротами так же близко был лагерь двух гусарских полков, Малаховского и Рюша, русские партии от 3 до 400 человек показывались вокруг Дамма, всего в 3 милях.

Из Зольдина и Ландсберга их вытеснили. Но в Дамме они появлялись ежедневно, поскольку там не было прусского гарнизона; между Зольдином и Ландсбергом же размещалась наша армия.

Они опять показывались с обнаженными саблями на нашем рынке и спрашивали, были ли в городе пруссаки. Когда им говорили «да», они отвечали, «черт бы их побрал из города».

Недавно здесь проезжал захваченный нашими в Старгарде русский магазин на 2000 подводах, тут устраивалась дневка. Мы подвергались при этом величайшей опасности. Русские подошли непосредственно к городским воротам и приближались вплотную к обозам, которые они очень хотели бы отбить обратно. Однако состоявшее из пехоты, кавалерии и артиллерии охранение было сильным. Впрочем, неприятели разграбили наши мельницы и фольварки и угнали наше стадо.

У Пиритца четыре дня назад дело дошло до серьезной перестрелки. Там стоял русский корпус примерно в 15 000 человек — главная армия же располагалась в Старгарде. Правда, были предположения о нашем присутствии в этой местности, и в то же время о подкреплениях со стороны неприятеля — однако успех дела показал, что они отступали обратно в Польшу, и граф фон Дона снова выступил против шведов. Да будет же Бог нашей надеждой и силой, помощником в великих бедствиях, которые выпали на нашу долю. Бог Иакова да будет нам защитой. Аминь!

Нойдамм, 10 октября 1758 года.

VIII. Некоторые побочные замечания и анекдоты относящиеся до этого известия

а) О случившемся до и после баталии.

1-е Примечание.