Шестеро штукатуров, которые мажут дом, где я живу, по вечерам беседуют со мною, превосходно и ядовито критикуя Думу, Малиновского, суд над адвокатами, закон 9-го ноября, а один из них — безносый, милостию Венеры — говорит: «Ожидалось, что Дума будет для земли нашей прожектором, освещать грязь и темноту будет, а в нее наложили гнилушек, подобно как в старый сарай».
А банковский служащий, бывший с. — д, очень положительно заявляет: «Интеллигентный человек не может, — мало того — не должен жить иначе, как на 500 р. в месяц».
Друюй — внушает окружающим: «Мудрейший человек современности— Максим Ковалевский, это он пророчески предсказал, что наша революция совпадет с религиозной реформацией». Тоже — с.-д.!
Все это страшно интересно, но порою — жутко немножко. Резко и очень к лучшему изменился тип рабочего, — с каким напряжением учатся люди, как стойко выносят «неудобства русской жизни». Даже судебный следователь, и тот сказал мне: «Огромнейшую работу совершает на Руси пролетариат, и духовный рост его просто — сказочен».
Вообще — в этой области — все радует и удивляет. А вот — в литературе, в журналистике—творится нечто отчаянное, идет процесс духовного разложения, растет цинизм, и все какие-то полумертвые. Рабочие очень ждут Вашу книгу. Жалуются — нечего читать! Брошюра — не в чести. Сильно развился критицизм и скептическое отношение к «интеллигенту», — это последнее обещает не мало плохого в будущем, как мне кажется.
Процесс адвокатов весьма возбуждает общество. Сегодня вынесут им обвинительный вердикт, это вызовет некоторые события, кажется, весьма интересные.
До свидания, Георгий Валентинович, желаю Вам доброго здоровья!
Сердечный поклон супруге Вашей.
Мустамяки,
Финляндской ж. д.,
7/VI. 14.
Д Н. СЕМЕНОВСКОМУ
26 июля [8 августа] 1914, Мустамяки.
На-днях читал Ваши стихи разным людям, почти всем они очень понравились, это меня крайне обрадовало. 5 стих[отворений] под общим заголовком «Лето» будут напечатаны в «Современном] мире», июль. Ваш адрес я сообщил редакции. Вот Вы, дорогой мой, выходите на широкую дорогу, теперь Вас будут читать десятки тысяч людей — берегите себя, любите свою душу свободной, учитесь у всех — не подражайте никому. Слушайте всякие советы — делайте по-своему.
Приятно знать, что Вам более не нравится Клычков и что Вы читаете Пушкина, — этот испортить Вас не может, но может обогатить. Посмотрите, как широк диапазон его интереса к жизни, как много он охватил на земле, ему равно доступны и русская сказка и «Скупой рыцарь», Борис Годунов и работник Балда, — вот как нужно брать жизнь!
Ваш «Георгий» — прекрасная вещь, это очень русское, очень народное, как и «Богородица». Но — будьте строже к себе, не многословьте, нужно, чтоб в стихах не было бородавок. Не всякий цветок краше от лишнего лепестка. Скажите себе: у меня есть все! И берегите это свое.
Прочитали бы Вы, после Пушкина-то, Шелли и Гейне, почитайте Мицкевича, Сырокомлю — последний не велик поэт, но — оригинален.
А всего больше читайте русский эпос, былины, сказки, изучайте русский язык по народным песням.
Вам, сударь, нужно приехать ко мне, у меня недурная библиотека по фольклору, вот бы Вы и почитали хорошенько, да и по истории я не беден книгами.
Приезжайте? Буде нужно денег — вышлю. Но приезжайте в сентябре, не раньше, а то я до августа буду занят очень и не в себе.
Будьте здоровы, будьте веселы! О сенокосе писали?
О лесных пожарах хорошо можно написать.
До свидания!
С. П. ПОДЪЯЧЕВУ
14 августа [6 сентября] 1914, Мустамяки.
Дорогой Семен Павлович —
я очень огорчен тем, что Вы не застали меня дома, я был бы очень рад познакомиться с Вами. Это — не пустая любезность; я знаю Вас с того времени, как Вы напечатали Ваши этюды о «Работном доме»; большинство Ваших рассказов я читал с величайшим удовлетворением, удивляясь и завидуя Вашему знанию жизни, любя правдивость Вашего пера.
Когда Вы были в Мустамяках, — я в Питере провожал на войну близких знакомых. А вообще
С этой квартиры меня известят о приезде Вашем, и мы увидимся.
А пока—до свидания, крепко жму руку.
24/VIII, 14.
Мустамяки.
С. П. ПОДЪЯЧЕВУ
Конец августа [начало сентября] 1914, Петроград.
Дорогой мой Семен Павлович, позвольте мне попытаться помочь Вам — прислать немного денег? Я тоже — как все ныне — живу в условиях весьма неважных материально, работать — негде, да и — какая теперь работа, когда день начинается мыслью о том, где и сколько перебито людей, до ночи эта мысль сосет и сушит душу, с нею, как с ведьмой, ложишься спать? Не до «беллетристики».