Простите за это указание. Не мое дело учить, я знаю. Но — очень уж много обещаете Вы, и хочется, чтоб хорошо дали. Рассуждаю как читатель, как человек, который любит литературу.
1923
РОМЭНУ РОЛЛАНУ
13 января 1923, Сааров.
Ромэну Роллану.
Сейчас кончил читать «Кола Брюньон» в петербургском издан[ии] «Всемирной литературы».
Какую прекрасную книгу сделали Вы, дорогой друг! Вот, поистине, создание галльского гения, воскрешающее лучшие традиции Вашей литературы! Я читал ее, смеялся, почти плакал от радости и думал: как своевременна эта яркая, веселая книга во дни общего смятения духа, в эти дни темного безумия и злобы.
Книга — поет. Гибкой и сильной рукою мастера Вы так вылепили Вашего бургундца, что я физически ощущаю его бытие. И на каждой странице чувствуешь, как дорого Вам искусство, как любима Вами Франция. Мне очень нравится фламандец Уленшпигель де Костера, но Вы, на мой взгляд, дали более универсальный характер. Кола — романец. Я его наблюдал в Италии, я знаю, что он должен жить и живет во всех департаментах Франции, его веселое лицо я вижу даже в пьесах Лопе де Вега, в рассказах Аларкона и Гальдоса, в комедиях Хозе Бенавенте. Вы — мастер. И у Вас великолепное сердце. На-днях я прочитал еще одну прекрасную вещь, это роман Кнута Гамсуна «Соки земли» — эпическая идиллия, апология жизни и труда — чудесная вещь! Там, как и у Вас, главный герой — «ангел простых человеческих дел», гений труда и борьбы с природой. Хорошая, волнующая книга, такая же светлая и милая, как Ваша, но, разумеется, без Вашего французского блеска, без этой чарующей игры словом, которую прекрасно чувствуешь даже и в переводе на русский.
Прочитать хорошую книгу — это огромная радость для меня, и я от всей души. благодарю Вас, мастер, француз, за эту радость. Я думаю, что имею право благодарить Вас и от лица всей той русской молодежи, которая читает и будет читать Вашу книгу с таким же волнением, с тою же радостью, как читал ее я.
Мой привет!
Р. S. На-днях пошлю Вам рассказ для «Европы». Организую здесь литературно-научный журнал — без политики — с небольшою группой молодых литераторов. Не хотите ли дать нам две, три странички на любую тему, приятную Вам? Рецензию о какой-либо книге, очерк, характеристику кого-либо из современных молодых? О Вильдраке, Аполлинэре, Аркосе? Очень обрадовали бы!
В. В. ИВАНОВУ
Январь — февраль 1923, Сааров.
В. Иванову.
Получил Ваше письмо, дорогой Иванов; даты на письме — нет, по штемпелям не разобрал, когда оно послано; в нем — Ваша карточка, а кроме ее — еще более приятное мне — выражено Вами сознание, что писать Вам следует лучше. Вы даже ругаете себя: «Все, что я раньше написал, — ерунда». Это, разумеется, сказано чересчур сильно, Вы уже ухитрились написать кое-что очень серьезное, имеющее все признаки Вашей близости к подлинному искусству, Вы дали несомненные доказательства Вашей силы как художника. Это я говорю не в утешение Вам, Вы человечище крепкий и утешать Вас не надо. Но Вы встали бы рядом с правдой, сказав: «Пишу я, В. Иванов, очень много лишнего и фактами и словами, последними — особенно много. Это у меня оттого, что я много видел, богат впечатлениями, и они лезут на бумагу помимо моей воли». Вот так — будет вернее. Этот Ваш недостаток особенно выражен в «Голубых песках», книге хаотической и многословной, написанной «беглым шагом». Так писать не надо, хотя бы только потому, что писать так — легко.
Позвольте дать Вам хороший практический совет: не пишите года два-три больших вещей, вышкольте себя на маленьких рассказах, влагая в них сложные и крупные темы. Верьте: это не совет писателя или учителя, — я никого никогда не учил писать как литератор, а всегда говорил и говорю с писателями только как внимательный читатель, любящий литературу всего больше. Вам надо себя сжать, укротить словоточивость. Вам легко сделать это, ибо Вы, как настоящий художник, мыслите образами, а образ тем более ярок и ощутим, чем меньше затрачено на него слов Почти все величайшие мастера живописи писали цельными красками.
Засим: нередко Вы заканчиваете страницы описательного и даже диалогического характера лирическими возгласами. Лирика Ваша — волчий вой или медвежье рычание, однако это хорошая лирика. Я ее не хаю, но — она неуместна там, куда Вы ее суете. Дайте ей исток в нарочито лирическом рассказе, и Вы получите — не сомневаюсь — нечто очень оригинальное. Но — не надобно вливать мед в деготь быта, ныне лишенного лирики. Не верно, окажете Вы? Верно. Та лирика, которую мы иногда слышим, насквозь фальшива. Ни чистой лирики, ни — даже — пафоса, которому, казалось бы, и время и место, еще нет, все еще нет. Посмотрите на Пильняка, — он пытался, но начал писать скучно, болтливо и — безграмотно. Базарно.