Читаем Письма. Том III. 1865–1878 полностью

<Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь. Один из богомольцев, случайно прибывших в монастырь из пределов Америке и, передал мне рассказ креола Герасима о жизни миссионера монаха Германа, бывшего Валаамского постриженника. Много сведений в этом рассказе, свидетельствующих о благодати Божией, осиявавшей и осиявающей старца. Между прочими сведеяиями есть одно, касающееся особы Вашего Высокопреосвященства, будто бы переданное собственно Вами. Оно следующее: сильная буря 36 дней носила Вас по волнам, в виду о. Елового. Все были в отчаянии, Вы изволили служить молебен. Во время молебна внутренно Вы просили о. Германа спасти Вас от потопления. Вдруг сделался попутный ветер, переменившийся опять в прежний по входе Вашем в гавань. Вскоре на могиле старца Вы служили панихиду. У Вас была в руках книга, у креста предстал Вам о. Герман в мантии и клобуке; книга выпала из рук Ваших, — и видение скрылось.

Ваше высокопреосвященство, осмеливаюсь умолять Вас, — благоволите известить меня, в какой мер рассказанное сведение достоверно; благоволите сказать еще что-либо об о. Герман, известное Вам. Умоляю Вас, не откажите. Вашего письма с нетерпением великим будет ожидать Валаамская обитель: оно будет для нее неоцененно-дорого. Святый Владыко, обрадуйте.

Преклоняя колена со всею братиею, прошу осенить нас всех Вашим Архипастырским благословенем, приношу Вам общее наше усерднейшее поздравление с высокоторжественным праздником Рождества Бога Слова и с чувствами, исполненными глубокого благоговения и сыновней преданности, навсегда долгом священным поставляю себе пребыть Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря, со всею о Христе братиею, нижайшим послушником,

Игумен Дамаскин

434. Димитрию Васильевичу Хитрову. 02 марта

Возлюбленный мой о Господе Отец протоиерей Димитрий!

Отвечать Вам не на что, и, вместо того, вот что я Вам скажу.

В одном месте пастухам навезли однажды много сухарей, старшой из них разделил им большую часть по рукам, а часть положил на полку в запас для них же, а не для себя. Нашлись господа, которые вздумали не то, чтобы отнять у пастухов запасные сухари, а, так себе — или переложить с полки на полку, или просто с места на место. Пастухи вступились за свою неотъемлемую собственность и взялись за дреколие; но замахнувшись на тех господ, они хВашили своего старшого, разумеется, нечаянно. А что же господа? Они отшатнулись пока, и если заметили, то, конечно, посмеются. А чтб же старшой? Сначала поворчал, а потом сказал им: «Когда беретесь за дреколие, оглядывайтесь назад, да и беритесь за дреколие путем, а то, пожалуй, и себя раните». — Тем дело и кончилось.

Дополнение к прежнему.

Вы писали: присылка денег вовсе не зависит от Вас, а от меня; об этом я и речи не заводил, а я сказал, кажется, что требование количества денег зависит от Вас.

В Ваших сметах Вы говорите, что остатки поступят на Благов. училище; кому же лучше предвидеть, велик ли будет остаток денег, мне или Вам? Следовательно, Вам и надлежало бы сказать, дескать, нам столько-то надобно на то, и столько то на се; тогда бы не было у Вас ни сетований, ни займов, ни слез, ни желания распустить учеников.

А то пишете — пришлите нам денег — и только! Если бы Вы в своих сметах не говорили, что остаток должен поступить в Благовещенск, то я не имел бы никакой причины удерживать деньги; а туг на беду случилось еще, чего нельзя было ожидать, т. е. Вашу бумагу провезли в Николаевск. Но, кажется, будет уже об этом толковать.

Аянскому священнику, наверное, Компания откажет в жалованье, и потому я определил его к одной из походных церквей; кто у Вас теперь походный? Невский, Попов, Вимогдин и Пляскин, а кто четвертый, — я не знаю. В случае, если не будет вакансии для Аянского при поход. церквах, то на время Пляскина определите хоть в монастырь или куда нибудь, а Аянскому непременно дайте место. Не

изобидится ли Усть-Майский отец, если на Учур будет ездить Аянский, и может ли Аянский ездить туда, куда ездил о. Невский до отъезда на Жоссей? Во всяком случае, разделите Тунгусов между Аянскими и Усть-Майскими, — как кому удобнее ездить и представьте мне на утверждение. Что-то у Вас теперь деется в Вашем духовном мире? А чего-нибудь да деется, иначе быть не может. Перемен немало: один отъезжает, другого ждут, третий уволен от деятельности. У нас все по-старому пока. В начале лета думаю отправиться вниз по Амуру — а там, что Бог даст. Потрудитесь сказать всем поклоны при случаях. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными.

Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский

Марта 2 дня.

1867 г.

Благовещенск.

Свечные прибыли разделите.

435. Графу Димитрию Андреевичу Толстому. 8 марта

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[37]!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза