Читаем Письма. Том III. 1865–1878 полностью

Честь имею принести Вашему Сиятельству мою глубочайшую благодарность за поздравление меня с прошедшим праздником Рождества Христова. Позвольте и мне принести Вашему Сиятельству мое искреннейшее поздра вление с наступающим Светлым Праздником Воскре сения Христова и притом пожелать Вам всяких благ.

При сем приемлю смелость довести до сведения Вашего Сиятельства следующее:

1) Не утешительные дошли до меня слухи из Якутска о последствиях полученного там указа о перемещении преосвященных викариев одного на место другого. Многие из лучших священников и даже ректор семинарии, протоиерей Хитров, готовы проситься на выезд из Якутской области, узнав, что в Якутск назначен Преосвященный Петр, который, будучи ректором семинарии, долго проживал в Якутске, и которого почему-то не совсем любили Якутские жители вообще.

Удерживать против желания на службе кого бы то ни было из заехавших из других епархий, особенно в Якутске, нет ни оснований, ни пользы. Но не скоро можно заменить выезжающих, особенно людей способных к занятию высших должностей по епархии, которых и в лучших епархиях немного имеется в виду, а в Якутске, где только что положено начало к развитию края, таковых еще менее. Труднее всего будет заменить протоиерея Хитрова, как коротко знакомаго и с краем, и с народом, и с туземным языком, и как главного деятеля, и всеми уважаемаго.

Вашему Сиятельству уже известно мое желание, чтобы он, наконец, был и на кафедре Якутской, с этим согласен был и Высокопреосвященнейший Филарет Московский, хорошо знающий протоиерея Хитрова.

А так как и Преосвященный Петр не желает быть в Якутске, то не благоугодно ли будет Вашему Сиятельству исполнить наше желание и тем умирить Якутск, а главное не остановлять того, что заведено мною с помощью протоиерея Хитрова, я разумею богослужение на Якутском языке. Если и в настоящее время многие из священников по привычке читать знакомое, неохотно служат по-якутски, то при перемене властей мало-помалу, под разными предлогами, и совсем может прекратиться богослужение на Якутском языке.

Впрочем, да будет воля Господня и в этом случае! Настаивать не буду и не смею. И это мое последнее слово по сему предмету.

2) Я имел честь уведомлять Ваше Сиятельство, что зрение мое тупеет. Теперь я должен сказать, что оно день от дня становится хуже, так что я с трудом читаю и пишу; и доктор замечает, что глаза мой делаются мутнее. Теперь вся моя надежда только на преднамереваемое мною путешествие; и если оно не поможет, то я, хотя и с прискорбием, но должен буду просить увольнения на покой тотчас же по возвращении в Благовещенск, если только не ранее.

Вашему Сиятельству также известно мое желание, кого бы я думал видеть на занимаемой мною ныне кафедр, т. е. преосвященного Гурия. Лучше его, по мнению моему, не найти в России.

Но кого бы Вы ни назначали на мое место, я бы желал только, чтобы он прежде всего избавлен был от управления Якутскою областью, и принял бы от меня управление лично в Благовещенске, т. е. чтобы мы вместе могли прожить здесь, ибо немало таких предметов, о которых можно передать не иначе, как только словесно. Более же подробно о сем мною сказано в последнем моем отчет о состоянии епархии и в письме моем к Вашему Сиятельству, от 5 декабря минувшего года. Приемлю смелость повторить еще мою просьбу приказать, кому следует, навести справки, нет ли каких-либо бумаг или дел денежных, касающихся лично меня, или требующих моего ответа и мнения.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский

Марта 8 дня.

1867 г.

Благовещенск

436. Графу Димитрию Андреевичу Толстому. 8 марта

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[38]!

В минувшем году от 20 января, за Ма 1353, я, между прочим, имел честь спрашивать Ваше Сиятельство, могут ли быть употреблены на содержание Благовещенского Дух. училища венчиковые деньги, но ответа на сие до меня не дошло еще и по сие время; и деньги остались неприкосновенными, потому что нашлась возможность обойтись без них, как изволите усмотреть из прилагаемаго при сем краткого отчета.

Но в наступившем году, когда за Российско-Американской Компанией семинарских экономческих сумм, вместо десятков тысяч, остается только 344 р., и когда, по увеличивающейся в Якутске дороговизне на все, нельзя ожидать значительных остатков за расходами по тамошней семинарии; а из епархиальных и архиерейского дома сумм может быть выдано на училище не более 400 р. (вместо 600 р.), то настоит видимая необходимость или положить на Благовещенское училище особый оклад, или пока употребить на содержание оного находящияся ныне в Камчатской Дух. Консистории венчиковые суммы, в количеств 817 р. 30 к.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза