Читаем Письма. Том III. 1865–1878 полностью

466. Леониду, епископу Дмитровскому. 19 марта

Преосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат[59]

Две телеграммы, одна от Вашего Преосвященства и преосвященного Игнатия — от 28 января, а другая лично от Вас — от 3 марта, мною получены в Иркутске 13 марта. Искренно благодарю Ваше Преосвященство, преосвященного Игнатия и прочих за приветственное мне слово и за благожелания. В первом письме моем к Вашему Преосвященству я, между прочим, сказал, что я не получил указа о назначении меня на новое место. И теперь должен сказать то же; — а, между тем, указы из Св. Синода шлются уже на имя Консистории. Значит, указ ко мне отправлен. Теперь скажу о себе: здоровье мое, славу Богу, удовлетворительно; но зрение по-прежнему слабо, — слабее, чем было назад тому 5–6 месяцев. Из Благовещенска я отправился 15 февраля; 13 марта прибыл в Иркутск, где и намерен пробыть не долее 20 апреля. Поехал бы и ранее, но уверяют, что я встречу большие препятствия от распутицы. Генерал-губернатор наш сказал мне, что Ваше Преосвященство заботитесь о приготовлении для меня помещения в Москве. Искренно благодарю Вас за таковую заботливость; но сделайте милость, оставьте все в помещениях так, как было при покойном Владыке нашем. Поместиться же на первый раз я желал бы в Троицком подворье, где скончался Владыка.

Я к Вам с просьбою: слабость зрения моего заставила меня взять с собою в Москву сына моего (Вам известного), как чтеца, верного мне. Но и кроме того, мне желательно иметь его при себе всегда. Теперь пока он находится при мне, как уволенный от своего места на время. Но если Господь донесет нас благополучно до Москвы, то ему нужно будет там какое-либо место, от которого он мог-бы получать содержание; а между тем, он, как чтец, при мне должен находиться, если не безпрестанно, то очень часто. Не найдете ли, Ваше Преосвященство, или не придумаете-ли какое-либо место, на котором бы можно было согласить таковые обстоятельства, но так, чтобы в то же время не изобидеть никого. Поручая себя молитвам Вашего Преосвященства, имею честь быть с искреннею о Господе любовию и преданностию, покорный слуга.

Иннокентий, М. Московский

Марта 19 дня

1868 г.

Иркутск

Между тем, Андрей Николаевич Муравьев, мучимый нетерпением видеть Митрополита Иннокентия, продолжает писать из Петербурга к своему племяннику, М. С. Корсакову, от 25 марта 1868 года, следующее: «Пользуюсь отъездом фельдъегеря в Иркутск, чтобы написать тебе, любезный друг и племянник, чтобы благодарить тебя за твою заботливость о моей квартире через присланную тобою телеграмму. Не отвечал я тебе телеграммою, чтобы не харчиться напрасно, потому что сегодня я уже послал одну к Митрополиту Иннокентию. Я прошу его определить точно время его приезда в Москву, потому что я сам думал выехать отсюда 23 апреля, а 1-го мая из Москвы в Киев, так как я там председателем комитета о укреплении Андреевской горы, и присутствие мое необходимо для работ. Между тем, мне весьма было бы желательно видеть Владыку в Москве, и ему бы это самому было очень полезно, чтобы ознакомиться с людьми и обстоятельствами церковными, довольно трудными. А между тем, в Вашей телеграмме сказано глухо, что он приедет колесным путем, так что нельзя определить время, и я не знаю, долго ли мне ждать. Если бы это было только несколько дней, то, может быть, я бы решился, долго же никак не могу. Да и для чего медлить митрополиту в Иркутске? Неужели он не будет праздновать Троицын день 19 мая в Троицкой лавре, где его давно ожидают? — Если только не помешают реки и дороги, то убеди Владыку ехать поскорее, потому что и Москва жаждет его присутствия, да и дела епархиальные того же требуют. Итак, я буду ожидать от него телеграммы, чтобы знать, как мне решиться; если он долго замедлит, я отправлюсь в путь. Прости, обнимаю тебя мысленно и остаюсь душевно тебе преданный.»

467. Дионисию, епископу Якутскому. 8 апреля

Воистину Воскресе! Преосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат и Сослужитель[60]!

Радуюсь скорому и благополучному прибытию Вашему в Якутск. Письмо Ваше от 21 марта, первое, получил я вчера, и выслушал со вниманием, на которое и отвечаю нечто.

Вы говорите: не спасибо мне за то, что я за Вашу службу наградил Вас заключением навеки в монастырь, и проч. проч., т. е. перевести по-русски, Вы, если не молите, то желаете, чтобы Бог лишил меня спасения (ибо спасибо — значит спаси Бог) за то, что Вы теперь то, что есть…. Скажу Вам на это, что не из-за спасиба я хлопотал о Вас; а из-за того, чтобы Вы недоконченное Вами исправили. Пока Якутский язык не будет введен в употребление церковное и не думайте о выезд из Якутска, будете раскаиваться, если поступите иначе. Вот Вам мое последнее об этом слово!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза