Письмо

– Мне с ним жить, а ему во мне быть. Уйти от этого, видимо, невозможно и от себя прятать бесполезно. Его придется признать, поскорее! – понять безысходность и невозможность отвернуться, – почти вслух говорил я себе, как молящийся перед иконой.

Но повторю, что это было от слабости и от отсутствия жизни.

И я колебался – говорить с Леной о моей прошлой душе или нет. Хотелось говорить ей обо всем, и вместе с тем я не хотел напугать ее. В конечном итоге я решил, что произносить все это рано, да и вообще не стоит – ведь скоро все обратится в неприятную для меня глупость, не более. Глупость, которая не будет иметь к истине никакого отношения…

Перевернув невнимательно прочитанную страницу учебника, я отвлекся и, надув верхнюю губу, стал покачиваться на стуле (моя привычка), упираясь ладонями в край стола. Справа, вдоль стены, продолжаясь до самых штор, стояла кровать брюнетки с полосатым покрывалом, на котором валялся белый бумажный стаканчик. А напротив, у другой стены, была кровать Лены, которая теперь лежала, подмяв под себя бледно-голубого зайца с белым животом. Лена читала. А вообще мы вместе учили.

Передо мной, немного повыше висела двухэтажная полка, на которой они держали свои учебники, тома анатомического атласа, пособия и всевозможные никогда с удовольствием не читаные монографии нашей, чего-то о себе думающей профессуры. Здесь же, в правом нижнем полочном уголке, стояли и сидели друг на дружке, похожие от тесноты на разноцветную заросль, пушистые мягкотелые зверьки. И здесь же стояла чашка с потемневшим внутри донышком и отбитой ручкой – с пуговицами, булавкой, какими-то ватными шариками, мелкими монетами и прочей мелочью; а еще там валялись короткие косметические карандаши, гребешок, пасты, шариковые ручки, кружки салфеток, открытки в стопке со вскрытыми конвертами, зеркальце, зажигалка, несколько батареек, какие-то несвежие тюбики и баночки, ссыпанные в прозрачный стакан, даже зубок чеснока и немного пыли.

Редко шелестела позади страницами Лена, я подумал, что надо сделать перерыв и покурить.

–– Не учится…

–– Учи, давай! – не отрывая глаз от книги, сказала Лена.

–– Неохота.…Надо чаю попить…

Она действительно была погружена в смысл строк и оттого забыла ответить.

Вообще же, мои мысли были приятны, а медицинский предмет был не в силах потеснить их из моей головы. Ее присутствие рядом все так же продолжало сказочно на меня действовать, умиротворительно и даже, может, целебно, так что я сам становился самой нежностью, как ее тонкий растворившийся здесь запах. И тишина была особенно приятна и созидательна. И особенно она – мой долговязый зайчик.

Теперь хотелось сидеть и читать что-нибудь отвлеченное, совсем не связанное с тем, что приходилось учить через силу; или вовсе ничего не читать. Дней несколько назад я снова принялся за «Бесов». Но этот белый с черным переплет подходил ко времени, когда будет ночь, когда все лягут и станет тишина, чтобы читать и порою отвлекаться от книги, для того чтобы думать о своем, пребывая в состоянии спокойном, постоянно зная, что все хорошо и сам ты счастлив, и что только поэтому возможно заниматься другими делами.

Я мысленно смотрел на нее, зная, что не увижу изъянов, и радовался. Леночка была лучше, чем я, в ней обитала целесообразность, которой я не имел, и гораздо большая завершенность. Иными словами, ничего более правильного я не видел вокруг.

Хотелось прижаться к ней, сидящей у меня на коленях, и слушать, закрывая и открывая глаза, как она дышит, чувствовать ее тепло и все более томительную ее тяжесть на мне. Тогда вся она будто начинала растворяться во мне, как сладкая струйка в теплом молоке, которое кружат позвякивающей серебряной ложечкой, так что невольно думаешь о маленьком хромовом колокольчике. Весь мир тогда был бы здесь, в единой точке, и мы были бы его полной мерой; а все прочее, не имея ценности, перестало бы существовать, и мгновениями я думал о том, что нет смысла в других целях, а желать еще чего-то – глупость и сумасшествие.

–– У меня мало времени, чтобы сдать все долги, – сказал я, глядя на стену перед собой.

–– Сдашь.

Она была в курсе почти всех моих учебных проблем, и чем дальше шло время, тем настойчивее она мне напоминала о том, что скоро пересдача.

Лена перевела глаза с учебника на меня.

–– Взял бы вот завтра и отработал хоть одну тему.

–– Завтра не принимают…в пятницу.

–– Сходи и сдай, иначе дождешься, что не допустят к экзамену вообще.

–– Угу…Мне вообще кажется, что я не буду врачом.

–– Почему?

–– Н-не знаю, так кажется…я не хочу быть врачам, я не верю в это, в эту профессию – я встал и расправился, потом снял с двери шкафа ее белый халат и попытался его одеть, на что сразу раздался с кровати ее протест. Я правда не верил. Я повесил его на прежнее место и сел рядом с ней.

Потом немного помолчал и спросил:

– Ты хочешь в терапию?

– Пока не решила.