Прикрыв за собой дверь в мастерскую, Атаринкэ широкими шагами подошёл к рабочему столу. Но не сел за него. Прислонившись затылком к холодной стене, задумался о сыне. Почему Фэанаро, видевший Келебримбора, не захотел даже словом обмолвиться о внуке? А ведь он любил шустрого малыша Тьелперинкваро. Во время изгнания в Форменос весёлый смех близнецов и шалости маленького Тьелпэ скрашивали суровые будни Первого Дома. Что могло такого ужасного случиться после того, как сын Куруфина отрёкся от своего отца? Искусник задумался. Сел за стол, но его руки только машинально перекладывали инструменты с места на место. Наконец Атаринкэ принял решение: сделать то, что не смог ни разу за время пребывания в чертогах Небытия. Я только одним глазом гляну и вернусь домой! Интересно, каким способом у отца получается летать во тьме чертогов Намо? Искусник встал, распахнул настежь окно и сосредоточился.
Огненная искра прошла навылет сквозь купол защитной сферы. Одиноким светлячком замелькала в лабиринте бесчисленных коридоров Мандоса, пока Куруфин не нашёл то, что искал. Сияющий силуэт нолдо остановился возле ряда затемнённых полотен, которые не должны были ещё покрыться таким многовековым слоем пыли. Но почему все гобелены словно умышленно сокрыты кем-то под толстенными пластами праха, кто так старательно спрятал вытканное в самом дальнем тупике? И откуда взялось странное предчувствие беды, давящее ледяным камнем на душу? Искусник решительно шагнул к первому гобелену в ряду и провёл по нему жаркой рукой, тщательно очищая картину. Это его Тьелпэ? Тьелпэ! Тьелпэ… Не может быть! Нет! Душа Атаринкэ заметалась от одного полотна к другому: пламя fёа то вздымалось столбом вверх, то падало к самому полу, придавленное горем. Нет! Не верю! Что ты наделал, сынок…
Сейчас Куруфин был готов простить сыну многое из произошедшего, но последняя из картин этой мрачной галереи заставила огненную душу упасть на колени и скомкать в руках края ткани: за что? За что такие мучения моему сыну? Моей кровиночке… Атаринкэ прижался пылающим лбом к гобелену. За что?! Да я тебя, Майрон Аннатар! Из-за Грани достану и придушу голыми руками!
Искусник не чувствовал, как к нему всё ближе подкрадываются безликие.
— Отец… — тихий голос заставил его вскочить на ноги. Смутный тёмный силуэт скользил вдоль стены в дальнем конце коридора. Тьелпэ?
— Постой! — Атаринкэ рванул к попятившейся от него душе. — Не бойся!
Ледяные объятия затхлой материи, внезапно опустившейся на него сверху, заставили Куруфина мгновенно выставить защиту. Пытаясь выпутаться из ловушки, он потянулся к поясу за мечом, напрочь забыв, что безоружен. Искусник отчаянно сопротивлялся, стараясь извернуться и скинуть с себя бессчётные слои пыльных гобеленов, которыми прислужники Намо туго пеленали огненную fёа. Но тщетно… Злорадно хохоча, тени выволокли пленённую душу из чертогов Мандоса в сады Лориэна. Растворились в туманах. Нолдо грозно глухо рычал, пытаясь освободиться из липкого кокона ткани Небытия. Наконец, с сотой попытки у него получилось разодрать душившие его оковы об острые выступы корневищ. Закашлялся, вдохнув спёртый влажный воздух садов. Брезгливо отбросил от себя клочья порванных серых полотен…
Атаринкэ лежал на спине, ощущая затылком мягкую подстилку изумрудного мха. В голове билась одна-единственная мысль: возрождён? Отец! Я не предавал тебя! Я только хотел посмотреть на жизнь моего мальчика… Моего Тьелпэ… Эльф с трудом поднялся на ноги и заметался среди огромных замшелых стволов. Блёклая дымка мешала увидеть даже то, что было за ближайшими деревьями. Задыхаясь от гнева, яростно заорал в мутную пустоту.
— Отец! Я вернусь к тебе! Намо, гад! Слышишь, тварь безликая! Забери меня обратно!
***
Тьелкормо блаженно прикрыл глаза. В крепости царила непривычная тишина. Светлому казалось, что он слышит не только мелодичный напев защитной сферы, но и звук капающей воды в подвале. Незаметно для себя задремал, причём совершенно забыв о том, что наказывал им с Куруфином отец.
Мерцающий во тьме купол над Форменосом стал потихоньку исчезать, мелодия понемногу смолкла. Защита пропала. Тени, караулившие твердыню строптивых феанариони, осмелели. Вскарабкались по камням. Впились в спетое огненными душами, выгрызая и стирая воспоминания. Стены Форменоса истончались, но пока стояли.
Светлый проснулся от царившей вокруг мёртвой тишины.
— Моргот твою душу! Курво! Ты где, Курво! — Турко заметался по пустой крепости и внезапно услышал радостный лай.
— Хуан? — Тьелкормо прислушался. Он успел добраться до арсенала и схватить свой клинок. Громкий лай доносился от врат крепости. — Ты вернулся, мой друг!
Келегорм выбежал во двор и рванул тяжёлый засов. Ворота со скрежетом отворились, впуская в Форменос бесчисленный сонм теней.