Планка абсолюта

– Твое согласие логично – кому бы понравилось здесь оставаться.

Ясность, нашедшая вдруг на меня, изменила порядок, поведение и речь. Я легко распознал ловушку: если вернуться в Джи, можно бесконечно ходить по территориям и в конце этого кругового движения встретиться с Дамой-смертью. Тогда она с радостью поведет меня, и тогда ни охранник, ни какая-либо иная сила не предложат альтернативы.

– Я бывал в Джи…

– Мало. Ты ничего там не сделал.

– Логика шепчет, что мне надо двигаться дальше.

– Это определяет не логика. Я справляюсь с задачей распределения куда лучше, – запротестовал охранник.

Молчаливая ясность застыла передо мной и сковала губы. Я молчал.

Охранник вперил в меня глаза, и это оказалось тем, что нужно. Для меня он стал видимым насквозь: сочетания сложных алгоритмов действия во главе с эго – точной копией моей собственной личности.

– Хорошо. Какое место ты полюбил?

Май предстал передо мной: «Любовь, не принимай ничего, где не будет любви», и я сказал про сад.

– Из этого места нет дороги в сад.

– Пойдем туда, где это место есть.

– Это вне джунглей – там нет твоих полномочий, там оканчивается созидающая мысль.

– Однако это место создано! – возразил я.

– У него нет плана – сад случайное творение, и там скучно, в месте, куда ты рвешься, не может быть интересно, а потом, тебе нельзя в сад, – наконец прозрел охранник.

– И не надо, мы говорим о месте, близком к саду.

Он с трудом отвел взгляд, и я почувствовал, что мои глаза, скованные его заклятием, теперь свободны. Я могу запросто смотреть на людей. Я догадался, что последним, кого я видел этими глазами, был Май. Охранник опередил мою мысль:

– Твой друг поступил опрометчиво. Он мог спокойно дождаться смерти в периферийном раю. Может, он догадался бы попробовать поезд…

– Не надо о Мае. Он достоин самых лучших слов, ни ты, ни я не имеем таких. Поехали!

Произошел вжик, и я оказался… в пустыне. Ветер не дул, как в Джи Даун, ничто не пекло и не морозило. Просто не было ничего, будто проклятое Джи Даун сгорело дотла, и пепел разнесло на все стороны света. Я обернулся – может, охранник ошибся, но он уже исчез.

Глава 59

Всем доводилось слышать выражение: «выжженная пустыня». Тогда, в детстве, я представлял, что пожар оставил черный пепел и кругом торчат остовы деревьев и домов. Но ничего подобного. Выжженная пустыня обманула меня своей непредсказуемостью. Про ту пустыню память оставила короткие, секундные обрывки. Как поломанный диктофон записывает фрагмент каждой фразы, так и тут.

Безжизненная пустыня не лишена жизни. Просто потому, что есть кто-то, наблюдающий за пустыней, она живет. Без свидетеля пустыня может предстать какой угодно. Час или больше я собирал по крупицам одну мысль: «Мне надо идти» – и понял, что «идти» предназначено для переживаемого мною сознания. Но только приставив, наконец, «мне», я почувствовал некий сигнал в мозгу.

Стояла ночь, когда я добрался до края пустыни. Над головой низко мерцали светящиеся точки.

«Как прекрасно видеть звезды. Давным-давно не видел нормальных звезд!»

Мне нестерпимо захотелось пить, будто следующий вздох застрянет в глотке, если ее не промочит вода. На счастье, вдали журчала вода: так близко утоление моей жажды и несравненная сладость воды. В таком вот месте и должен быть мой дом.

Возле ручья я провел около суток. Проснувшись наутро, я принялся осматривать тело и нашел все признаки обезвоживания. Я стал беспокойно крутить головой, оглядываться и увидел вдали силуэт охранника – всегда одинаковый, постный и все же какой-то близкий. Лица его было не разглядеть, он стоял на вершине бархана, но кожей я чувствовал, что он смотрит на меня.

– Что, друг, кончилась твоя власть! – неестественно громко прозвучали мои слова. – А то давай со мной, скинешь свою маску.

Охраннику ничего теперь не принадлежало, и его стало жалко. Я в детстве читал, что все, что препятствует движению вперед, необходимо отбросить, а в охраннике были сосредоточены мои проблемы. Он мешал, он вредил, из-за его прихоти и непонятной логики я покинул периферию и спокойную работу, из-за него потерял всех, кого любил. Правильнее всего было выкинуть его сейчас же из памяти, но не тут-то было. Как вырванный зуб, который мы засовываем в карман, я так же тащил в своем сознании этого типа.

Мои ноги пустились повторять все изгибы ручья, я попадал на неровные камни, спотыкался. По сторонам торчала скудная трава, выцветшая и сухая, и словно жаловалась, что она не виновата, что такая невзрачная и блеклая.

По течению дальше вода шумела сильнее, возмущалась, будто с кем-то спорила. Мой нос стал улавливать свежие запахи – осока или иная водная растительность. Запах приносил свежесть и воспоминание о далеких утренних часах раннего детства, о том времени, когда мечты отправлялись в высокий полет и казались такими подлинными и живыми.