Планка (сборник)

Андрей, продолжая что-то говорить, начал развязывать верёвку. Это у него плохо получалось, он суетился, извинялся, но наконец размотал и распутал всё. Потом он развернул часть свёртка, и показались задние лапы и кудрявый, тёмно-рыжий бок Графа.

– Понятно, достаточно. Заворачивайте, – сказал конопатый. – И значит, здесь вы хотели его зарыть. Я правильно вас понял?

– Похоронить, – коротко ответил Андрей.

– А-а-а! А вы понимаете, что это в общем-то парк? Общественное место! – своим дерзким голосом сказал худой. – А что будет, если сюда все понесут хоронить, – слово «хоронить» он как-то особенно язвительно подчеркнул, – своих собачек, кошечек, хомячков? А?! Что здесь будет? Конечно-о! Давайте, тащите сюда своих черепах, аквариумы! А тут дети, между прочим, гуляют.

Андрей стал оправдываться, что-то объяснять, заматывая Графа по новой. Он соглашался, извинялся, кивал головой.

– По-хорошему, вас надо задержать и наказать, Андрей Михайлович, – продолжал худой. – Немедленно идите домой, чтобы мы вас ни здесь, ни где-либо ещё не видели. Понятно?! Я спрашиваю: понятно?

Андрей сказал, что понял. Он сграбастал свою собаку в охапку и стоял так, перед двумя маленького роста милиционерами, вспотевший.

– Лопатку свою захватите, нам вашего ничего не надо, – продолжал худой. – И не надо тут перед нами изображать трагедию! Мы тут, – он сделал неопределённый жест, указующий как бы на весь город, – много всякого видели.

– Правда, идите домой, – сказал конопатый. – У меня тоже была собака в деревне, хорошая собака. Я знаю, что это такое, когда любимая собака умрёт. Но это не значит, что нужно загаживать общественные места.

– А куда же, простите, мне с ним? – беззащитно сказал Андрей.

– Домой! Вы не слышали? – резко ответил худой. – И там подумайте.

– Знаете, – сказал конопатый, – там стоят большие мусорные баки, туда собирают листья и мусор со всего парка. Вот туда отнесите. Ничего страшного. Нормально. Ей уже всё равно. Поверьте, это нормально.

– Ему, – тихо сказал Андрей.

– Что?

– Ему. У меня пёс. Кобель.

– А-а-а! Теперь-то какая разница? – ответил конопатый.

Андрей и милиционеры распрощались и разошлись. Андрей шёл в указанном направлении минуту.

– Тьфу! – плюнул он громко. – Тьфу, тьфу, тьфу, – плевал он и хотел материться. Было гадко, как-то стыдно и горько… А ещё он почувствовал, что нестерпимо хочет пить. Нестерпимо!

В конце аллеи действительно стояли большие мусорные контейнеры. Их было три. Вокруг них валялось много мокрых бумаг, каких-то рваных пакетов и прочей дряни. В мусоре явно покопались исследователи мусора. Теперь их не было. В двух контейнерах был собственно мусор. А третий был заполнен ветками и листвой. Несмотря на прошедший дождь, из этого контейнера шёл дым. Где-то там, внутри, тлели подожжённые кем-то листья.

Андрей подошёл близко. Пахнуло едким дымом и вонью прокисшей всякой всячины. Он сделал шаг назад и остановился. Он стоял так, чувствуя, что уже устал, Граф сильно потяжелел и ощущался как что-то совсем чужое, не имеющее никакого отношения к энергичному и всегда весёлому псу. Андрей постоял, подумал, куда положить свою собаку. В мусор не хотелось. Даже не то что не хотелось, рука не поднималась. Он не мог этого сделать! Дым от листьев был едкий и горький. Он представил, как будет тлеть и вонять шерсть его собаки, и тоже не захотел оставить Графа в контейнере с листвой. Но всё же Андрей шагнул именно к нему, готовясь расстаться со своей ношей. Но вдруг сказал себе тихо-тихо: «А с какой стати?» А дальше подумал: «Почему я должен выполнять то, что сказали делать мне эти мальчишки? Я не хочу, мать их так!..»

Он развернулся и пошёл прочь. Он шёл через парк, мимо памятника космонавтам, уроженцам их города. Человек в обнимку с ракетой были чернее ночного парка, деревьев и низкого неба, куда они были так устремлены.

Андрей прошёл парк насквозь, вышел из него, и телевизионная башня предстала перед ним во весь рост. Стальная высокая ограда окружала площадку, хорошо освещённую и чистую. Посреди этой площадки высилась металлическая конструкция, уходящая высоко-высоко. Андрей поднял голову и увидел огоньки. А ещё выше он увидел низкое небо, слегка подсвеченное красноватым. Это город: все его заводы, фонари и непогасшие окна отражались в тяжёлых, низко ползущих осенних облаках.

– Ну что же, я так и буду всю ночь ходить?! – громко, не разжимая зубов, сказал Андрей куда-то туда, огонькам телебашни.

Пить хотелось так, как давно, а может быть, и никогда в жизни не хотелось. Андрей обошёл телевизионный центр, вышел на тихую улицу и пошёл по ней. Здесь практически замерло всякое движение. Светились несколько магазинов и дежурная аптека. Удерживая лопату и свёрток то в одной руке, то в другой, Андрей пошарил по карманам и нашёл мелочь, которой хватило бы на какой-нибудь напиток, но магазины были, конечно, закрыты, киоск на автобусной остановке тоже. У дежурной аптеки светилось только ночное окно. Андрей хотел пить так, что наудачу постучал в него. Хоть и не сразу, но вскоре пришла старуха в белом халате и больших очках. Она открыла окно.